– Ах да! Конечно, конечно. Извините, молодой человек. Но вряд ли вы сможете с ним поговорить. Он постоянно бредит. Совершенно неадекватен.
– Он не бредит, Семен Абрамович. Он вас считает преступником, который хочет закатать его в бетон.
– А-а-а, – догадался доктор. – Теперь я понимаю, почему он… А почему меня – преступником? – обиделся он.
– Случайное совпадение, – успокоил его лейтенант. – Ему дали неверную наводку.
Николай Михайлович Кутузов находился в общей палате и бездумно глазел в потолок. Он скосил глаза в сторону человека в милицейской форме и оживился.
– А пораньше не могли прийти? – ворчливо спросил он.
– А… – удивился лейтенант, – разве вы меня ждали?
– Конечно, ждал. Вам же сообщили!
– Никто ничего не сообщал!
Николай Михайлович приподнялся.
– Как никто не сообщал? А Светлана Игнатьевна?
– Сейчас, – лейтенант присел на край его кровати. – Вы мне все расскажете, и мы все выясним.
– Чудо еще, что меня до сих пор в бетон не закатали, – не мог успокоиться Николай Михайлович. – Вот он – глава мафии.
Доктор всплеснул руками.
– Что ему от меня надо? – с пафосом спросил больной. – Он мне уколы какие-то прописывает мерзкие…
– Так ведь у вас острый параноидальный… – ах, ну да… доктор замялся.
– Вы не переживайте, Семен Абрамович, – начал было лейтенант.
– Он не Семен Абрамович, – пришел вдруг в возбуждение Николай Михайлович. – Он Семен Маркович.
– Нет, все-таки острый параноидальный, – обрадовался доктор.
Лейтенанту потребовалось много времени и усилий, чтобы убедить Кутузова в том, что он находится в настоящей больнице, и его лечит самый обычный настоящий врач… Возмущению Кутузова не было предела. Похоже, он был бы более доволен, узнай он, что действительно находится в логове преступников, даже если бы ему грозило завтра быть закатанным в бетон. Еще его возмущало то, что Светка – она же Светлана Игнатьевна Шамакова, – бросила его на съедение врагам, не сообщив о нем в милицию.
На вопросы о похищении он отвечать отказался.
– Я больной, – категорически заявил он, и сделал вид, что заснул.
На следующий день жертвы похищения были вызваны в отделение милиции на очную ставку с похитителем. Накануне Кутузов пытался бежать из больницы, однако был неприятно удивлен, встретив у дверей палаты милиционера. Поскольку за последние сутки Семен Абрамович не давал ему лекарств, он потерял всю томность и меланхоличность.
Ровно в половине третьего в тесный кабинет старшего лейтенанта Гаврицкова вошел Владик с родителями.
– Добрый день, – вежливо приветствовал их лейтенант.
Не успели они сесть, как следом вошли Бронька с мамой и папой, тетя Ася, потом – запыхавшаяся Ирка, которая прибежала прямо из школы, Костя, тетя Ася, Саша с Натусей и, в качестве подкрепления – Клеопатра Апполинариевна в огромной фетровой шляпе с кокетливым маком. Вернее, Клеопатра Апполинариевна войти уже не могла, поскольку размеры кабинета этого не позволяли. Лейтенант, который вначале привстал и пытался со всеми учтиво здороваться, сел на стул и в немом отчаянии смотрел на постепенно наполнявшую его кабинет толпу.
– Попрошу лишних товарищей покинуть кабинет, – сказал он.
– А кто здесь лишний? – опасно тихим голосом спросила тетя Ася.
– Попрошу остаться… – вот, и вот, – лейтенант показал пальцем на Броню с Владиком и на их отцов. В ответ раздался такой взрыв негодования, что голоса потонули в общем гвалте. Лейтенант раскрывал рот и что-то, видимо, кричал, но его никто не слышал, потому что Костя, Саша и Ирка пытались в это время доказать ему, что они – важные свидетели, так как видели Кутузова. Катюша с Алей грозили пальцами перед его носом, доказывая лейтенанту Гаврицкову, что они – матери, в чем, собственно, Гаврицков нисколько не сомневался. Тетя Ася, в свою очередь, категорически заявляла, что ни за что не покинет своих сестер, а Клеопатра Апполинариевна мило улыбалась в коридоре, склонив голову, и покачивала маком на шляпе.
Издали все это очень походило на цыганский табор, только цыгане, почему-то, были в цивильной одежде. Из соседних кабинетов повыскакивали их обитатели, готовые к оперативным действиям в обстановке, приближенной к боевой. У входа в кабинет лейтенанта Гаврицкова их обезоруживала очаровательной улыбкой Клеопатра Апполинариевна. Она, приветливо покачивая шляпой, уступала им дорогу, однако в кабинете они, присоединившись к табору, орали ничуть не тише, пытались утихомирить его и выдворить из кабинета. Это напоминало сабельную атаку на кисель – толпа легко расступалась, но тут же снова смыкалась за их спинами. Вскоре стало ясно, что без спецсредств не обойтись. К тому же работники, присоединив свои глотки к уже имеющимся, значительно усугубили ситуацию, потревожив тишину полковничьего кабинета. Полковник, который как раз сегодня утром получил нагоняй от начальства, пребывал в отвратительном расположении духа. Он выскочил в коридор, побагровев от гнева, и испустил такой вопль, от которого, казалось, сотряслись стены. Раскрасневшаяся тетя Ася, которая находилась ближе всех к дверям, выглянула в коридор:
– Вы, кажется, что-то сказали? – осведомилась она.