Неандерталец. В поисках исчезнувших геномов

Мой энтузиазм по отношению к работам Майка вырос из убеждения, что уникальные человеческие свойства, такие как совместное внимание, способность к обучению сложным вещам, имеют генетическую базу. И доказательств у нас для этого на самом деле предостаточно. В прошлом были такие случаи – сегодня их считают неэтичными экспериментами, – когда люди дома выращивали своих детей вместе с детенышами обезьян. Маленькие обезьянки выучивались многим человеческим вещам – манипулировать хозяйственной утварью, строить простые предложения из одного-двух слов, кататься на велосипеде и курить сигареты. Но они так и смогли освоить сложные навыки и не вовлекались в многоплановые отношения до той же степени, что и дети.

Иными словами, они не достигали человеческого разумения. Для полного восприятия человеческой культуры нужна, как мы понимаем, определенная биологическая база.

При этом, естественно, не имеется в виду, что одни только гены ответственны за восприятие человеческой культуры, они лишь необходимый для этого субстрат.

Представим умозрительную ситуацию, когда ребенок воспитывается без всяких контактов с другими людьми. У такого вряд ли разовьются все те способности, какие мы связываем с человеческой сущностью, в том числе и понимание особости, наличие своих интересов у других людей. У этого несчастного воображаемого дитяти никогда, вероятно, не появится наиболее тонко организованное свойство, которое вырастает из нашей способности к совместному вниманию. Я имею в виду язык. Я убежден, что для становления человеческого разума необходимы социальные стимулы. Для обезьян, однако, не важно, в какой момент и в каком объеме они становятся объектом человеческого обучения и человеческой социальной среды, они все равно способны развить лишь самые элементарные культурные навыки. Одного социального обучения мало. Чтобы усвоить человеческую культуру, нужна предрасположенность, обусловленная генами. Уверен, что и человеческое дитя, выращенное в семье шимпанзе, не сможет начать думать как шимпанзе. Потому что для этого нужна своя предрасположенность, обусловленная генами шимпанзе, которых человек не имеет. Но, как и положено людям, нас больше интересует, что делает нас людьми, чем что делает шимпанзе обезьянами. В этом случае не следует стесняться своего “человекоцентризма”. У нас есть объективная причина для подобного парохиализма. Ведь именно люди, а не шимпанзе пришли к господству на планете и в биосфере. И в этом нам помогла мощь культурных и технологических навыков; с их помощью мы нарастили свою численность, поселились и живем даже там, где без них не смогли бы и выжить, под нашим влиянием меняется, иногда в плачевную сторону, внушительная часть биосферы. Поэтому волнующей, а вернее насущнейшей проблемой, с которой столкнулись сейчас ученые, стала расшифровка причин нашего уникального развития. И одним из путей может быть сравнение геномов неандертальца и современного человека. Именно чувство волнительной и настоятельной необходимости руководило мной, заставляя преодолевать все новые и новые технические препятствия на пути к геному неандертальца.

Согласно данным палеонтологической летописи, неандертальцы появились 300–400 тысяч лет назад, а вымерли где-то 30 тысяч лет назад. За это время их технологии не слишком изменились. На протяжении своей истории они использовали примерно одни и те же орудия, а их история между тем была в четыре раза длиннее истории людей современного типа. Только под конец своего существования, как раз когда они могли встретиться с людьми, у них кое-где появились некоторые нововведения. Тысячелетие за тысячелетием они то расширяли, то сокращали свои территории, следуя за изменениями климата в Европе и Западной Азии, но так и не сумели переплыть через море и заселить новые части мира. Они расселялись примерно так же, как любые другие крупные млекопитающие, и в этом походили на другие виды вымерших людей, живших в Африке последние 6 миллионов лет или в Евразии последние 2 миллиона лет.

Но все круто изменилось, когда в Африке появились люди современного типа и двинулись по миру толпой переселенцев. За следующие 50 тысяч лет – время вчетверо или в восемь раз короче всего периода существования неандертальцев – эта толпа заняла каждый пригодный уголок планеты, а потом изобрела новые технологии и отправилась на Луну и дальше. И если у этого технологического и культурного взрыва имеется – а я уверен, что да – генетическая подоплека, то мы ее сможем увидеть, сравнив геномы неандертальцев и современных людей.