Неандертальский мальчик, или Большой поход

Лизунчик по-прежнему ведет себя как сосунок ростом в две пяди. Носится вокруг хижин, виляет хвостом, прыгает на всех подряд. Вчера, к примеру, опрокинул Беззубого Лося и ну его лизать…

Одним словом, теперь все его любят, и Березка не боится оставлять свое сокровище.

Наконец все готово.

Остается выполнить маленькую формальность: воззвать к Тотему-Луне и потом по очереди поцеловать священный камень.

Шаман заводит песнь:

О Мать-Луна, храни детей в пути,
Дай все опасности бестрепетно пройти!
Не дай им сгинуть в чаще и в болоте,
Даруй сноровку и успех в охоте…

Последние прощания — и мы вступаем на тропинку, что ведет к реке; нас овевает свежий ветерок…

Свежий — мягко сказано!

Пар, который выходит изо рта и носа дедушки Пузана, капельками оседает в бороде, и борода превращается в сосульку.

Да-да, в наш Ледниковый период времена года не знают плавных переходов: едва закончилось лето, как зима уже впивается в землю всеми своими ледяными зубами. Но жаловаться не приходится — нынче начало зимы довольно мягкое. Подойдя к реке, мы видим, что лед у водопада никак не толще двух локтей.

Да, теплынь стоит удивительная, даже ночью температура не падает ниже десяти шкур.

Шкура — наша единица измерения температуры, а наш термометр — бабушка Хворостина: на стойбище она самая тощая, и всегда больше всех мерзнет.

Ее голос по ночам проясняет для нас ситуацию:

«Внимание: холодает. Укрыться пятнадцатью шкурами».

«Тревога! Двадцать шкур!»

«Потеплело: хватит и пяти…»

Я оглядываюсь на родное стойбище.

На заснеженном холме — темные пятна хижин, жмущихся друг к другу; из щелей между шкурами к бледному небу лениво поднимаются белые струйки дыма.

Прощай, папа Большая Рука; прощай, мама Тигра!

В горле стоит комок, появляется глупая мысль, что я их больше никогда не увижу.

Дедушка Пузан останавливается, чтобы утешить Блошку, плачущую навзрыд.

— Ну что ты, маленькая?

— Сколько времени продлится поход, дедушка?

— М-м-м… может быть, восемь, может быть, девять лун…

— Так долго? И мы будем ночевать… в лесу?

— Конечно, Блошка. Где же еще?

Я гляжу на горы. Под заснеженными вершинами, сверкающими в бледных лучах утреннего солнца, тянется плотное темное покрывало: густая поросль елей и берез, а ниже — мириады сосен. Вот так прогулочка!

Умник, идущий рядом со мной, кажется, читает мои мысли. Он шепчет:

— Ничто не дается легко в этот распроклятый Ледниковый период!

Сразу за стойбищем нас подстерегают бесконечные леса, бурные реки, ледяные равнины.

Какими маленькими и хрупкими кажемся мы себе перед лицом необозримых просторов!

Но Блошка, чтобы придать себе храбрости, держится за мою руку, и я не имею права выказать страх: мне уже почти одиннадцать лет, и я вот-вот стану отважным охотником!

Дедушка Пузан замечает, что настроение у всех подавленное, и заводит песню, типичную песню Ледникового периода, которая вся состоит из завываний и хлопков в ладоши. Глупая, конечно, песенка, зато согревает, а главное, веселит.

Веселье возрастает, когда Сорока, самый скверный певец Вурмского ледника, присоединяется к хору.

Разноголосый вой, рычание, лай и блеяние доносятся с окрестных холмов.

Лесные звери в смятении разбегаются кто куда от этих крошечных, пронзительно орущих существ, которые вторглись на их территорию.

Мы входим в лес.

Ельник такой густой и высокий, что неба не видно. К счастью, дедушка Пузан вроде бы знает дорогу — идет быстрым шагом, обгладывая косточку, позаимствованную у тетушки Жерди.

— Эй! Следы росомахи! — кричит Рысь.

Дедушка Пузан останавливается, улыбается во весь рот.

— Росомаха? Росомах я люблю, — облизывается он, отбрасывая подальше кость. — Куда ведут следы?

— Вон в тот соснячок, — отвечает Рысь.

— Хорошо. Вот вам и наглядный урок охоты на росомаху. Поднимите копья!

Мы поднимаем копья.

— Заходите с подветренной стороны!

Мы заходим с подветренной стороны.

— Растянитесь цепью и окружайте зверя!

Мы растягиваемся цепью и окружаем зверя.

— Ступайте неслышно, смыкайте круг!

Мы ступаем неслышно, смыкаем круг. Когда круг совсем-совсем смыкается, мы утыкаем копья друг в друга.

— А где же росомаха? — каркает дедушка Пузан.

— Нету, — разводит руки Рысь. — Наверное, наш круг оказался слишком маленьким.

— Ну так попробуем сделать его побольше. Разойдитесь в стороны, начинаем все сначала. Готовы? Тогда поднимите копья…

Мы поднимаем копья.

— Заходите с подветренной стороны…

К вечеру мы совсем выбиваемся из сил, а добычи нет как нет.

— Терпение, терпение. Поедим вяленого мяса, — бормочет дедушка Пузан.

— Опять вяленое мясо, — хнычет Буйволенок.

— Будь с нами дяденька Бобр, дела бы пошли лучше, — роняет Щеголек.

— Опять вы с вашим дяденькой Бобром! — сердится учитель. — Учтите: я тоже был великим охотником.

— Именно, дедушка: ты был великим охотником, — уточняет Медвежонок.

— Ах, ах, ах! Острить вздумали, да? Представьте себе — в молодости я убил…