Мы сумели проникнуть в NIC, и нас просто оглушило. Кто-то может назвать это игрой в Бога — вовсе нет. Ведь у Бога, если он действительно Бог, и так уже есть все ответы. Нам было по двадцать. И мы испытывали радость исследователей, прорвавшихся, невзирая ни на какие препятствия, к новым рубежам. Чтобы продлить удовольствие от приключений, я создал лазейку для повторного входа в систему. Эта система оказалась так фантастически совершенна, что почти подчинила меня себе: она позволяла проникать во все на свете и знакомиться с огромным объемом информации. Однако в работе для меня было важно — и тогда, и в будущем, когда появился WikiLeaks, — чтобы кроме математической точности наличествовала и моральная необходимость. Уже в те годы я понимал, что взламываю порталы силовиков не просто ради забавы и разминки ума. Правительства укрепляли свою власть, опираясь на системы секретности, круговой поруки и подкупа; с появлением Интернета их возможности становились практически неограниченными, поэтому становилось окончательно понятно, что борьба с ними должна вестись на совершенно новом уровне. Методы уличных бунтарей, оппозиционных группировок, правозащитных организаций и сторонников избирательных реформ себя исчерпали. С правительствами и их коррупционной властью пора было начинать бороться, применяя научные средства, и мы нашли рычаг, который мог помочь сдвинуть это с мертвой точки. В конечном счете вопросы справедливости и правосудия всегда находились в руках сильных мира сего, однако на сцене появился новый авангард: высококвалифицированные специалисты, объявленные, как и мы, вне закона, которые скрупулезно исследовали раковую опухоль современной власти, пути и скорость ее метастазирования — все то, что всегда оставалось вне поля зрения простых граждан.
Приобретенная квалификация сделала хакеров ценным приобретением, и некоторые не устояли перед сделкой с дьяволом. Нас изумляло, что кто-то соглашается работать на правительственные организации, ведь по сути своей хакерское сообщество было анархистским; но перебежчики действительно существовали — я сам видел следы их деятельности внутри сети Министерства обороны США. Они практиковались на взломе собственных пентагоновских систем, и не оставалось никаких сомнений, что в интересах США они могли гулять по компьютерам всего мира. Себя мы считали кладоискателями, у которых была своя система этических взглядов. Но, входя в лабиринты власти, коррупции и лжи, мы прекрасно понимали, в чем нас будут обвинять, если поймают, — в продажности и испорченности. Мы были крепко спаянной группой: Главный Подозреваемый, я и Тракс — лучший фрикер Австралии. Он даже написал книгу по взлому телефонных сетей.
Полагаю, мы были анархистами скорее даже в силу характеров, а не по политическим убеждениям. Начиналось с приколов, а закончилось стремлением изменить мир. Нашему становлению очень содействовали идеи криптографии: мы считали ее дисциплиной, способной освободить общество от тайн и помочь гражданам противостоять и правительствам, и властным структурам, и в целом воле сверхдержав. Мы, впитавшие в себя свободный дух эпохи Просвещения, находились в авангарде современных технологий. С движением шифропанков сотрудничали как математики, так и многие другие ученые. Тимоти Мэй написал «Манифест криптоанархиста»; в числе основателей был и Джон Гилмор, один из первых сотрудников Sun Microsystems. Эти два первопроходца индустрии информационных технологий, заработав денег в бизнесе, ушли из коммерческой среды и пытались реализовать свои идеалы свободы с помощью математики и криптографии. Скажем, они изобретали новый вид цифровой валюты — цифровые монеты, заменяющие золотой стандарт. С такой валютой финансовые транзакции стали бы чище, а правительства не могли бы их отслеживать; знания о вашей кредитоспособности, вашей кредитной истории принадлежали бы исключительно вам и были бы только вашими. Мечта криптографов — дать отдельному человеку свободное и защищенное частное пространство. (Некоторые бывшие шифропанки и сейчас работают над выхолощенными версиями электронных платежных систем.) Я предвидел, что если подобным идеям и системам дать нужное развитие, то они помогут, пусть даже малочисленным активным сторонникам, противостоять угрозе государственного надзора и принуждения. Это были не только мечты и надежды, а конкретные планы. Но многие блестящие умы моего поколения, многие шифропанки просто испарились: кого-то поглотил пузырь доткомов; кого-то свели с ума опционы на акции; кто-то оказался одержим наладонниками Palm, — так или иначе, но ушли убеждения, и утрачено стремление к реальным переменам.