Небеса

Мусульманские покойники сидели, а не лежали в земле. Викинги пускали вниз по реке лодочки с трупами. Индейцы сиу заворачивали мертвых в шкуры и привешивали к высоким веткам. Монголы измельчали плоть умерших и скармливали ее, перемешанную с ячменем стервятникам. Иудеи разрывали на себе одежду, тайцы выносили мертвые тела из дома через окно, индусы сжигали умерших и высыпали пепел в Гангу. В Конго умерших кормили через трубочку. В России незамужних девушек хоронили в подвенечных платьях. В Швейцарии места на кладбищах стоят так дорого, что могилы живут всего двадцать лет — потом экскаватор очищает территорию для новых покойников. Над могильным холмом Чингисхана прогнали табун лошадей. Китайский император Цинь Шихуан лежит в пропитанном ртутью кургане, а по соседству с ним — тысячи терракотовых солдат. Ленин и председатель Мао выставлены под стеклом, словно бабочки в музейной коллекции. Фараон Хеопс испарился из собственной пирамиды, а Бонапарта упрятали в несколько драгоценных гробов. Португальский король Педру приказал выкопать Инеш де Кастро из могилы, где она пролежала два года, и короновал смердящий труп. Сержант Бертран резал мертвую плоть, некрофил Фефилов насиловал задушенных женщин.

Гигантская костяная люстра в Седлеце глядит пустыми глазницами черепов на посетителей, выбегающих прочь в пугливой испарине. Штабеля сухих тел в Палермском склепе капуцинов, белоснежная красота Тадж-Махала, выстроенная для мертвой "Избранницы Двора". Тревожный полумрак соборных крипт, собаки в ногах герцогов и кардинальские шапки на главах отцов церкви. Мусульманские полукруглые и остроконечные надгробия, выложенные дешевым кафелем, светятся под перевернутым месяцем.

…Наша земля была огромным кладбищем, люди мерли гроздьями в любые времена. Молнии, каннибализм, жертвоприношения, войны, эпидемии, войны, войны, войны…

Теперь надо было искать обратную дорогу.

Во рту скопилась вязкая, противная слюна, я отвела глаза от смертельных плясок. Как раз вовремя, чтобы открыть дверь, — звонок пел свою арию.

Сашенька была очень довольна нынешним походом и сказала, что у нее колоссальный прорыв. "Я говорила с Ними, представляешь?" Она быстро закрылась в комнатке с книжечкой.

Алеши все еще не было.

В принципе, не еще, а уже, просто мы пока не знали, что именно этим вечером за нашим Алешей пришла смерть. Она была в неприметном костюме и перчатках. Смерть сидела за рулем скромного автомобиля, и в руке — пистолет с глушителем. Алеша выходил из офиса, застегивая на ходу куртку. Две маленькие дырочки в груди и одна — в голове: смерть очень старалась сделать все по-быстрому, потому что в тот вечер у нее было много других важных дел.

Отпевали Лапочкина в храме при психбольнице, на бывшей Макарьевской усадьбе. Решение было единоличным и принадлежало Лидии Михайловне, Алешиной маме.

Пока вся наша семья тряслась в джипе Валеры Соломатина, Алешиного партнера по бизнесу, я вспоминала наше историческое пьянство, в ходе которого Лапочкин формулировал свои взгляды на религию. Кажется, он собирался вступить в ряды протестантов?..

К православию Алеша не тяготел, но Лидия Михайловна сказала, раз Алешу окрестили в детстве, значит, будет все по обряду.

Петрушку мы оставили с нашей мамой, чтобы Сашенька смогла "спокойно проводить мужа", как выразилась неизбежная Бугрова: как будто Сашенька провожала его на работу или в командировку.

Всегда сложно пережить чужую смерть, а теперь, когда умер близкий, и чего уж там! — хороший человек… Я скрипела зубами, чтобы не расплакаться. Сашенька сидела на переднем сиденье, скрытая высоким кожаным «подшейником». Я не знала, не могла знать и даже догадываться о том, что она чувствует. В подземном царстве моих самых низких мыслей червяком ползла мысль, что Сашенька не слишком горюет о застреленном супруге; впрочем, она могла просто не показывать своей скорби.

На территорию психбольницы нас впустили не сразу, Валера долго договаривался со сторожами и потом сунул каждому по денежке.

Храм стоял рядом с больничным корпусом, и по дорожкам гуляли психи вышли погреться на зимнем солнышке. Многие с виду — люди как люди, только под куртками — длинные халаты… Дальше, за соснами, виднелся край вольера, обнесенного рабицей, там, как объяснил мне шепотом Валера, гуляли буйные. Сейчас в этом вольере-загоне стояла невысокая пухлая женщина: она вцепилась пальцами в проволочные отверстия-ромбики и монотонно выкрикивала: "Александр, я люблю тебя! Александр, я люблю тебя! Александр, я люблюблюблюблюблю…" Как ни странно, при всем этом она почти не походила на сумасшедшую.

Валера — хрупкий человек с тихим голосом — возглавил нашу дружную вереницу. Я плелась в самом конце: сильный запах ладана, свечи, иконы, мне вспомнилась бабушка Таня, и Сашеньке, наверное, тоже. Посреди храма стоял гроб с Лапочкиным — белое лицо в белых цветах. Лидия Михайловна громко рыдала, а Сашенька смотрела на мужа грустно и сердито. Казалось, она обиделась на Алешу — в самом деле, как он мог погибнуть, не предупредив ее заранее?