Небеса

…В ойлинском книжном магазине — где отродясь не имелось никаких книг, но зато были тетради, и пронзительно-синие стержни, и чернила в шестиугольных баночках, и неровные рулончики клейкой пленки, и прозрачные, дурманно пахнущие обложки, в общем, таким же точно ассортиментом мог похвалиться любой советский магазинчик, лицемерно названный «Книги», — Артему однажды повезло попасть к «завозу». Продавщица тетя Клава, приглушив безудержно веселое радио, расставляла на полу толстенькие бумажные пачки, сильно прорванные на уголках. Жаркие внутренности магазина дышали летней пылью, по радио шел моноспектакль, с улицы доносился обиженный собачий лай, когда Артем вцепился в стеклянный прилавок, оставив на нем десять круглых отметин: у тети Клавы не оставалось другого выхода, кроме как продать настырному подростку яркую книжку.

«Мифы Древней Греции» заняли ровно один вечер жизни Артема. И теперь он точно знал, кому и как молиться — на рыбалке просил помощи Посейдона, на контрольной молил Афину, на рынке вспоминал Гермеса. Права была бабуля — слова молитв пришли к Артему сами, без всякого понуждения!

— Ты что ж это, басурман, язычником заделался? — строго спросила бабуля, услышав, как Артем, забывшись, страстно умолял Афродиту помочь простому смертному в простом, но важном деле: назавтра была назначена жеребьевка, все мальчики класса будут тянуть из шапки бумажки с фамилиями девчонок — кто какую вытянет, тот такую и будет поздравлять с Женским днем. Артему очень хотелось «вытащить» Юлю Панченко — вот он и молился, забыв про бабулю за стенкой.

Бабуля так разволновалась, что сгоряча подарила Артему свой молитвослов — маленькую засаленную книжечку. Артем перелистывал странички, читая молитвы, чувствовал, как слова оживают, очутившись в воздухе, как отзываются в душе детскими воспоминаниями.

Наутро во время жеребьевки Артем специально тянул бумажку первым и не удивился, прочитав фамилию Панченко. Неслышный окружающим колокольный звон сладко звучал в груди Артема и таял в воздухе будто первый снег.

…В Николаевске колокольный звон перекрывался заводской сиреной, ровно в полдень привычно пугавшей город. Интересно, где будут крестить Вериного племянника?

Занятия закончились, и Артем снова поймал взгляд Веры, упавший на его лицо словно легкая тень: «Не забудь, встречаемся в субботу, в десять, на крыльце!»

…Они опоздали — ровно настолько, чтобы Артем начал волноваться. Удалось найти выгодное место на крыльце института: его самого прикрывали толстые колонны, и в то же время отсюда были хорошо видны подъезжавшие машины. Вера выскочила из белой «Волги», взбежала на крыльцо и, заприметив Артема, начала извиняться и одновременно тащила его за руку в машину. Сидеть было практически негде, Артем еле втиснулся между Верой и моложавой женщиной, которая не могла быть больше никем, как ее мамой. Рядом с водителем, рванувшим с места так, что машина обиженно взвизгнула, сидел настоящий генерал при полном параде — Артему резанули взгляд гигантские звезды на жестких даже с виду погонах.

Прочие представители клана Борейко в нетерпении расхаживали перед храмом, меньше всего напоминавшим обычную церковь. Вера щекотным шепотом объяснила, что здесь находится домовая церковь владыки — именно он станет крестить маленького Стасика.

Артем и без этой новости ужасно волновался и не полностью понимал, зачем Вера вписала его в семейный круг. Может, попросту не знала, что быть крестным ребенка не развлечение, а суровый труд? Бабуля всегда говорила, что крестный должен заботиться о подопечном как о собственном ребенке. Теперь же выясняется, что и обряд будет совершать не рядовой батюшка, а самый главный в епархии человек.

Генерал, с которым Артем весьма сумбурно поздоровался в машине, выдавив из себя нечто среднее между «Добрый день!» и совсем уж нелепым «Здравия желаю…», тоже выказывал удивление персоной крестного, но внешне проявлял его умеренно. Доселе Артем ни разу не видел живых генералов, у которых к тому же имеются белоснежные «Волги» и заискивающие личные водители. Артем по-мальчишески смущался, почему и показался генералу простоватым.

Вера теперь словно бы не замечала ни Артема, ни родителей и суетилась больше всех, выполняя сложные перебежки между кучками приглашенных — видимо, крестины обставлялись как очень торжественное мероприятие: Артем даже заметил фотографа, который, сощурившись, прилаживал к камере объектив чудовищного размера.

Мимо сновали священники, перетаптывались с ноги на ногу нарядные барышни, к генералу то и дело подходили знакомые — с улыбкой и протянутой для пожатия рукой. Сам же генерал оживился всего лишь раз — завидев батюшку с тонким, нерусской выделки лицом: он походил на ферзя и передвигался столь же уверенно.

«Благословите, отец Георгий!» Верин отец кинулся наперерез священнику и, кажется, слегка испугал его, но черные глаза быстро стали дружелюбными. Артем сложил машинально руки ладонями вверх и склонил на секунду голову.