Они остановились на ночлег в довольно скромной гостинице; здесь было довольно чисто и опрятно, но обстановка оказалась вполне спартанской. Паскаль продал карету и лошадей, которыми снабдил их отец Элизабет, а вырученные деньги потратил на дорогу – чтобы оплатить морское путешествие и приобрести небольшую крытую повозку с одной лошадью.
– А может, эта перемена имеет какое-то отношение к тому, что я везу вас к брату? – спросил Паскаль, грея руки над жаровней.
Лили потупилась и сложила руки на коленях. С минуту помолчав, проговорила:
– Вы были чрезвычайно добры, согласившись помочь моему брату. Именно поэтому я просто обязана быть с вами любезной. Кроме того… Вы же сами сказали, что не хотели бы, чтобы мой брат увидел, что мы с вами на ножах. Да мне и самой не хочется расстраивать Жан-Жака. У него и без того хватает проблем.
Паскаль кивнул, внимательно разглядывая носок своего сапога.
– Очень разумный подход, – заметил он.
– Конечно, разумный. Я все хорошо обдумала и поняла, что у меня есть причина… – Слова застряли у Лили в горле. – Быть вам благодарной, – пробормотала она.
– Да, понимаю. – Паскаль снова кивнул. Он стоял, прислонившись плечом к каминной полке, и смотрел на жену сверху вниз. – Но мне не хотелось бы вызывать у вас слишком сильное чувство благодарности, а то вы вот-вот им подавитесь.
Лили хмуро взглянула на мужа… и вдруг увидела у него на губах веселую улыбку, а в глазах – озорной блеск.
– Вы надо мной смеетесь! – возмутилась она.
– Да. И не стоит по этому поводу кипятиться. Вы должны научиться смеяться, в том числе – и над собой. В мире и так хватает несчастий, так не лучше ли обратить взгляд к светлым сторонам жизни? А дуться и хмуриться – значит, тратить драгоценное время впустую.
Лили мгновенно забыла о своем решении быть милой и благонравной.
– Кто бы говорил! Это вы все время ходите надутый!..
– Неужели? – с улыбкой спросил Паскаль. – Уверяю вас, я обычно веду себя совсем по-другому. Вы ведь не думаете, что у меня от природы хмурая и унылая физиономия? Но если это так… Тогда я – несчастнейший из смертных! Скажите, у вас не найдется зеркала?
Лили молча смотрела на него и никак не могла взять в толк, к чему он клонил.
– Что-то не так, Элизабет? Вы боитесь, что я, увидев свою хмурую физиономию, так расстроюсь, что разобью зеркало? Я так уродлив?
– Я… Я не думаю, что у вас проблемы с внешними данными, – пробормотала Лили. – И вы прекрасно об этом осведомлены.
Паскаль усмехнулся.
– Теперь вы обвиняете меня в том, что я слишком хорош собой? Я нахожу вас необычайно противоречивой натурой, Элизабет. Никак не могу разобраться, то ли я вам ужасно не нравлюсь, то ли, напротив, вам ужасно нравлюсь. До сих пор мне казалось, что я вам ужасно не нравлюсь.
– Вы мне абсолютно безразличны, – сообщила Лили. – И я считаю вас крайне самодовольным. Но разве Дом Бенетард не говорил вам, что тщеславие – великий грех?
– Не помню, чтобы мы беседовали на эту тему. Мне кажется, его больше интересовали другие черты моего характера.
– Какие же? – осведомилась Лили.
– Хм… дайте подумать. Ведь я – всего лишь скромный садовник, и память у меня никуда не годится. Ах да, вспомнил!.. Кажется, он говорил, что я слишком забывчив.
Лили невольно улыбнулась.
– Правда? А что еще он вам говорил? Если, конечно, вам удастся вспомнить…
Паскаль склонил голову к плечу и сделал вид, что задумался.
– Кажется, он говорил… что у меня лучше получается выращивать овощи, чем их готовить. Видите ли, когда я дежурю на кухне, лазарет всегда полон. Думаю, все дело в капусте. Но надеюсь, вы не сочтете это недостатком характера. Если же говорить о недостатках… О боже! Не могу припомнить ни одного.
– Тщеславие, – с ухмылкой заявила Лили. – И надменность.
– В сущности, это одно и то же, – заметил Паскаль. – А больше ничего не можете подсказать?
– Может, корыстолюбие? – предложила Лили.
– Право же, Элизабет, вы ко мне несправедливы, – обиделся Паскаль. То есть сделал вид, что обиделся.
– Что ж, возможно. Но не ошибусь, если скажу, что вы изображаете из себя бессребреника. Падре Меллит называет это грехом ложного смирения.
– Хм… Возможно, так и есть. В этом вопросе нетрудно запутаться. Но я подумаю над вашими словами. Видите ли, я никогда не могу точно определить, то ли я и впрямь строю из себя скромника, то ли просто глуповат.
Лили подавилась смешком. Падре Меллита хватил бы удар, если бы он услышал подобное.
– А как со сквернословием? – с ухмылкой спросила Лили.
– О, такое вполне возможно. Дом Бенетард действительно время от времени поднимал вопрос о моем словарном запасе, но что я мог поделать? Я обучился некоторым выражениям, когда был Николасу по колено, ну, может, по грудь. Как бы там ни было, Николас оказал на меня существенное влияние. Боюсь, что кое-кто из монашеской братии мог бы обвинить меня и в святотатстве, но Дом Бенетард проявил куда больше понимания. Лишь иногда меня отправляли в мою келью на целый день в качестве наказания.
– А как вы встретились? – спросила Лили.
– С Домом Бенетардом? В отличие от вас, я вошел в монастырь через парадный вход, – с улыбкой ответил Паскаль.