Бель вышла из-за дивана, за которым подметала пол. На голове у девушки красовалась безумная шляпа в полметра высотой, украшенная тропическими фруктами. Бель смастерила ее за ночь. Она сложила все, что в доме нашлось из фруктов, в плоскую корзинку, а потом закрепила плоды зубочистками и шпильками. Конструкция вышла очень хрупкой и к тому же весьма тяжелой. Требовалось много усилий, чтобы удержать ее на голове. Бель повязала голову платком, чтобы корзинка была устойчивей, но если не держать шею прямо, все это великолепие соскользнет и фрукты покатятся по полу.
Девушке придется проявить свой танцевальный талант, умело двигая ногами, руками, бедрами. Странно, но именно метла помогала ей удерживать равновесие. Перебирая босыми ногами – шлепанцы, входившие в костюм горничной, она сбросила, – Бель выполняла сложнейшие па самбы, удерживая метлу обеими руками и перемещая ее то влево, то вправо.
Девушка услышала свист и аплодисменты. Кто-то принялся постукивать в такт по какому-то металлическому предмету, другой выбивал ритм на чем-то полом, наверное, пустой коробке. Воодушевленная такой поддержкой, Бель кружила в танце, поводила бедрами и даже осмелилась ненадолго оторвать метлу от пола, описывая ею круг, как иногда делали барабанщики. Она знала, что танцует великолепно. Лучше, чем когда-либо раньше. Небольшая толпа зрителей вопила от восторга. Бель осмелела. Она, танцуя, подошла к оцепеневшим актерам, наблюдавшим за представлением. Затем Бель отбросила метлу и протянула к Октавио руки, словно сгорая от любви к нему. Девушка на цыпочках обошла вокруг Нетопыря, чарующая улыбка играла на ее губах, бедра качались в такт быстрому ритму – не только музыке пластинки, но и перестуку, доносившемуся с площадки. Каждый, кто мог соорудить импровизированный музыкальный инструмент, воспользовался этим шансом. Представление получилось очень эротичным, но все резко оборвалось, когда взбешенная актриса, исполнявшая в фильме главную роль, подошла к граммофону и сняла с пластинки иголку. Скрип иголки вывел Бель из транса, шляпа с фруктами свалилась с ее головы, и в пронзительной тишине послышался грохот ананасов, покатившихся по полу.
Затем зал взорвался бурными аплодисментами.
– Что ты себе позволяешь, девчонка? – возмущенно осведомилась актриса.
– Снимайте, снимайте! – шепнул режиссер оператору.
– А мне показалось, было весело, – хмыкнул Нетопырь.
Бель молчала. Только сейчас она поняла, что натворила. Но нужно было воспользоваться каждой секундой своего выступления – даже если сегодня ее уволят, это того стоило.
Повинуясь порыву, она вернулась к своей роли
– Мне так жаль,
Терпение Иоланды лопнуло. Пусть ищут себе другую актрису! Она не позволит так с собой обращаться! И не позволит какой-то нахальной статистке так себя унижать.
– Можешь сам танцевать свой дурацкий чарльстон, – прошипела она Октавио и решительно направилась к выходу со сцены.
При этом Иоланда не заметила на полу папайю, лопнувшую после падения на пол. Послышался сочный чавкающий звук – и Иоланда упала, приземлившись на свой зад.
– И… снято! – воскликнул режиссер под ликование съемочной группы.
Эта спонтанно снятая сцена впоследствии станет ключевым моментом фильма, превратившегося в комедию. Кроме того, она ознаменует собой поворотный момент в жизни Бель. Но та об этом, конечно же, не знала. Пока что девушке казалось, что все прошло хуже некуда. Как она и ожидала, ее уволили со студии – сказали, мол, нельзя провоцировать других сотрудников, а то и они примутся хулиганить на сцене. Потом Бель поссорилась с Беатрис, рассчитывавшей на плату за аренду. Кроме того, выбегая из квартиры, Бель подвернула ногу и растянула связку. А значит, она не сможет выступать на карнавале.
Расстроенная, она дохромала до ближайшей «гостиницы», едва ли заслуживавшей такого названия: это был настоящий клоповник.
Денег на первую ночь Бель еще хватало, а там видно будет.
То, что в следующие дни хозяйка гостиницы не потребовала у нее оплаты за комнату, Бель немного удивило. Но она не задумалась о том, почему эта женщина оказалась столь забывчива. Сейчас Бель занимали другие мысли. Впервые в жизни девушка утратила присутствие духа.
Фелипе да Сильва немного беспокоился. Когда же Бель выйдет из своей комнаты – без сомнений, зловонной и грязной дыры, за которую он слишком много заплатил этой нахальной хозяйке гостиницы? Что происходит с его дочкой? Почему она предпочитает жить в этом мерзком месте, а не вернется домой? Она ведь понимает: что бы ни случилось, дома ее всегда примут. Ее там любят.
С другой стороны, говорил он себе, в молодости он был таким же гордым. Наверное, Бель вернется только тогда, когда добьется хоть какого-то успеха. «Ну ладно, – решил Фелипе. – Подожду еще месяц. Если она и тогда не опомнится, отведу ее домой».