Небеса в огне (СИ)

Ее лицо исказилось от злобы. Исказилось настолько, что сейчас напоминало хищную маску, тем не менее она расправила плечи и зашагала по коридору. Длинный шлейф платья стелился за ней гладью зимней реки, напряженные плечи под тканью платья напоминали острые вершины покрытых снегом гор.

Что касается меня, я повернулась к застывшим в отдалении служанкам и хаальварнам. Если девушки смотрели на меня с каким-то трепетным страхом, то лица воинов не выражали ровным счетом ничего. Они понадобились мне исключительно как свидетели, но чью сторону хаальварны примут в случае открытого противостояния, я знать не могла.

Да и не хотела сейчас об этом думать.

Мне. Все равно.

Ложь Ибри стала последней каплей, а стычка с Хеллирией выпила из меня все силы. Я безумно устала ото всех этих игр и интриг, устала постоянно оглядываться и искать скрытые мотивы за словами тех, кто меня окружает.

Поэтому и направилась в сторону Верхнего парка, предоставив девушкам подстраиваться под мой быстрый шаг. Хаальварны с этой задачей справились, а вот непривычным к такому служанкам приходилось очень быстро семенить следом.

Поэтому даже не обернулась, когда сзади раздался отчаянный крик Мэррис:

— Теарин… Местари, подождите!

Ей тоже пришлось за мной бежать, но с ней мне сейчас хотелось говорить меньше всего. Поэтому я не обернулась даже когда за спиной раздались поспешные торопливые шаги и шелест одежд.

— Теарин! — запыхавшаяся Мэррис схватила меня за руку, но тут же отдернула пальцы. В глазах ее мелькнуло самое что ни на есть искреннее отчаяние, именно это и заставило меня остановиться. — Теарин, пожалуйста. Ей не оставили выбора…

— Выбор есть всегда, — ответила я, порываясь ее обойти, но Мэррис перегородила мне дорогу.

— Не всегда. И не у всех. Ты когда-нибудь любила, Теарин?

Любила. Отца и маму, жизни которых Горрхат оборвал в один миг.

Люблю Сарра, люблю больше жизни и не задумываясь, эту самую жизнь за него отдам.

Но даже если бы я любила Витхара, ни за что не согласилась бы родить от него ребенка. Будучи в положении Ибри — не согласилась бы. И уж тем более не попыталась бы воткнуть нож в спину той, кого просила о помощи.

Все эти мысли промелькнули у меня в голове в один миг, но я от них отмахнулась. Мэррис не нужны мои откровения и мои чувства, ей нужно знать, что я не стану мстить Ибри.

— Ибри и ребенку ничего не грозит с моей стороны, — повторила те же слова, что сказала наложнице. — Я никогда не причиню вреда ни ей, ни ее малышу. Но начиная с этого дня, с этой минуты, ее участь меня совершенно не волнует. Уйди с дороги.

Мэррис хотела что-то сказать, но наткнулась на решимость в моих глазах и отступила. Я же шагнула в анфиладу, которая вела в Верхний парк. По пути нам попалась ниша, в которой когда-то плакала одна из девушек: сейчас драпировка была поднята, и ниша пустовала. Пустовал и гарем, но почему-то именно в эту минуту звенящая тишина некогда оживленных коридоров ударила особенно больно. Хлестко, как порвавшаяся струна, словно во мне и правда, действительно что-то порвалось.

«Тебе не придется справляться с драконами, — сказал мне отец, когда снова опустил на землю. — Это — удел мужчин. Мужчина должен быть сильным».

«А женщина?» — спросила я, задрав голову. Поймала улыбку мамы и снова взглянула на отца.

«А женщина поможет ему эту силу сберечь и умножить. Своим пламенем. Своей любовью», — ответил он и обнял маму.

В тот момент, когда эти слова прозвучали в сознании, я ускорила шаг.

Ворвалась в свежесть раскидистых деревьев и благоухающих цветов, устремилась к небольшим резным качелям, с которых было видно океан и утес. Это место было единственным, где парк не огородили высокими балконными перилами. Не огородили исключительно потому, чтобы не портить красоту, которую можно было увидеть с качелей: на подъеме казалось, что взлетаешь в небо, на спуске — что вот-вот коснешься океана пятками.

Два шага до отвесной стены замка.

Два шага, отделяющие качели от головокружительной высоты над океаном.

— Оставьте меня, — сказала служанкам и хаальварнам. Сказала не своим голосом, потому что боялась, что мою слабость увидят все.

Они действительно остановились, а я пробежала до качелей и рухнула на разбросанные по ним подушки. Обвила руками цепи, оттолкнулась.

Раз — и ветер подхватил меня, помогая взмыть ввысь. Обжег пылающие щеки, срывая скупые слезы.

Мамочка, папа, как же мне вас не хватает!

Как не хватает вашей мудрости и силы, вашего безграничного терпения и любви…

Два — и я уже лечу назад.

Ветер свистит в ушах, сверкает раскаленный лучами солнца океан. Сверкает так, что больно глазам, но это сейчас. Ночью он опять превратится в ревущее чудовище, воды которого скрывают кораллы и рифы, а из глубин которого поднимаются волны, способные накрыть самого крупного дракона.

Три — и снова наверх.

Как же я устала быть сильной…

Да и была ли когда-то?

Четыре — падение вниз, и я прижимаюсь щекой к холодной цепочке. Позволяю этому холоду ворваться в меня, пропускаю сквозь себя и отпускаю.

Пять.