Небеса знают лучше

– Вы могли бы привезти своему другу сменную одежду, потому что эта просто не пригодна. Да и брюки придется выкинуть.

– Док, все что надо, я сделаю. Может лекарства какие нужны?

– Нет, у нас все есть. Я сейчас определю степень повреждения, есть ли переломы, зашью раны и можете его забирать, – я взяла ножницы и принялась срезать бирку с бикса, потом повернулась к пациенту, – Я не поняла, вы еще не разделись? А вы, – я обратилась к парню со шлемами, – здесь работы на пол часа минимум, так что, живо за одеждой.

– Есть, док! – приятель моего пациента козырнул мне, поймал брошенные ему приятелем ключи и, весело насвистывая, удалился.

Я же принялась осматривать пациента, сердце бешено колотилось. Но я натянула на себя «умный вид» и попыталась сосредоточиться, насколько это было возможным. Пациент снял футболку и остался в джинсах. Его руки, грудь и спина были покрыты татуировками и давними шрамами. Шрамы не были глубокими и скорее всего со временем перестанут быть видимыми, а вот тату заинтересовало. Казалось, в нескольких рисунках зашифрована целая жизнь. Иероглифы, надписи на латыни, испанском, арабском, сломанные крылья и много чего еще. И тело такое натренированное, что я невольно ощутила возбуждение.

Андрей

Ух ты! Вот это доктор, вернее врач, как меня поправили. В другой жизни я обязательно пригласил бы ее на свидание. Она только посмотрела на меня своими огромными глазищами и я поплыл. А этот их цвет, зеленый, напоминает весеннюю траву. Неужели бывает такой цвет глаз? Или это линзы? А когда она сняла медицинскую маску и я смог насладиться всеми прелестями ее лица, то точно пропал. Передо мной стоял эльфик в белом коротком халатике. Маленькая по сравнению со мной, не выше метра семидесяти, худенькая, но аппетитная в тех местах, где надо. Вся такая серьезная, я пытался ее развеселить, но, похоже, мне это плохо удавалось.

Она принялась ощупывать мои ребра, затем ее пальцы скользнули по ключице и плавно перешли на плечи. Если так дело пойдет и дальше, мне через минуту придется краснеть и извиняться. Я и чувствовал из-за этого себя неловко. Кажется, я издал характерный стон, потому что моя врач обеспокоенно на меня посмотрела. Боже, пусть лучше она подумает, что мне больно, очень больно. Но, блин, как же хорошо! Сколько у меня не было секса? Где-то полгода, а может больше. Это все гормоны.

– Джинсы снимайте или хотите, чтобы я с вас их сама сняла? – судя по голосу она не шутила, а вот я оказался в непростой ситуации.

– Я сам сниму, но не против, если бы вы это сделали, – мне доставило огромное удовольствие видеть ее удивленные глаза. Она отвернулась, но я успел заметить, как мило покраснели ее щечки, – Но боюсь, док, вам не очень понравится то, что вы увидите. Вернее, может и понравится, но это явно не то, что вы ожидаете увидеть.

– Послушайте, вы как барышня. Ой, не буду раздеваться! – она повернулась ко мне лицом и протянула что-то в ладошке, – хотите, я вам дам конфетку, а вы снимите эти свои чертовы брюки. Идет?

Я прыснул со смеху, ей бы только с детьми разговаривать. Ну что же, сама напросилась. Я уверенно встал на ноги и сбросил джинсы. Еле подавил в себе приступ смеха, когда увидел, как от ужаса и удивления расширились ее и без того огромные глаза. А я ведь предвидел такую реакцию, ну не люблю я летом надевать нижнее белье.

– Боже, вы что, всегда без трусов ходите? Могли бы предупредить, – буркнула она, отвернулась и снова мило покраснела. Сняв с крючка белое вафельное полотенце, она протянула его мне. Я прикрыл им свое хозяйство.

– А я предупреждал, что вам не понравится. Кстати, где моя конфетка?

Кажется, у меня получилось ее расслабить, она даже улыбнулась и кинула конфету. Мне ничего не оставалось, как развернуть ее и съесть. Не люблю конфеты. Молча показав мне рукой на кушетку, она забрала фантик и кинула в мусорное ведро.

– Хороший мальчик, – потрепала меня за волосы. Она что, издевается? Словно прочитав мои мысли, она добавила, – я пытаюсь вас немного расслабить, потому что сейчас будет больно. На плечо нужно наложить минимум пять швов и на бедро тоже столько же.

Милая моя, больно мне уже не будет. Больно было семь лет назад, когда погиб мой друг, а я месяцами после реанимации заново учился ходить и становился похож на человека. Больно было, когда Марина швыряла мне в лицо оскорбления. А я всего лишь сказал ей правду. Физическая боль всегда уступает душевной. А сейчас не больно, и уже никогда не будет больно. Я научился с этим жить, дал себе слово, что никогда не буду говорить правду. Но буду честным в отношениях с противоположным полом. Так будет не больно, так будет честно.

– Я сейчас обработаю вам раны дезинфицирующим раствором, немного пощиплет, – нежный голос вернул меня в реальность, – Ой, вы весь в шрамах, часто падаете с мотоцикла?

– Падают с кровати, а на мотоциклах попадают в аварии. Ответ на ваш вопрос: да, часто. Но мне нравится скорость и ездить я не перестану, – лучше пусть думает, что я часто попадал в аварию, чем узнает природу происхождения моих шрамов. Причем на душе был самый большой.