Небесная черная метка

— Слова-то какие: «трудовой распорядок», скажите еще: «Шаг влево, шаг вправо — равнозначен побегу. Расстрелять и растоптать на месте». Не понимаю я «трудовой распорядок». Что в восемь часов начну я мыть полы, что в девять — полы от этого чище не станут.

— У нас не какая-нибудь шарашкина контора, куда приходят, когда хочется и работают, как хочется. Здесь не позволяется работать спустя рукава и систематически нарушать трудовую дисциплину.

— Оеей! Да если бы вы сами не опоздали — и меня не поймали бы.

— Это не ваше дело. У меня свой начальник, которому я обязан давать отчет.

— Понятно. Мы — никто. Нас можно шпынять и гонять, как хочется. Мы — поломойки, которых не отличишь от тряпки в помойном ведре.

— Не переводите стрелки в другую сторону. Вам делают справедливое замечание. Я вижу, одних устных замечаний мало. Пишите объяснительную, почему опоздали, а я, скорее всего, премию вам скорректирую.

— Хорошо, напишу, — спокойно сказала Лариса и поинтересовалась вскользь: — Про ваш комплимент писать?

— Какой еще комплимент?

— Как же! Вы сделали комплимент Ксюше, что у нее красивые трусики! — Лариса хохотнула. — Обязательно отмечу этот интересный факт!

— Почему вы дверь не закрываете на защелку, когда переодеваетесь? — грозно вопросил уязвленный завхоз.

— Стучать надо прежде, как в женскую гардеробную заходить.

— Я буду ходатайствовать за дисциплинарное взыскание с лишением премии за месяц! — кипел от негодования завхоз.

— Давайте, лишайте. С нашей копеечной зарплаты только премии и срезать, — спокойно ответила гордая девушка.

— Не нравится работа — увольняйтесь. Желающих много к нам наняться.

— А это уже мое дело, сама как-нибудь разберусь, — Лариса резко повернулась, быстро зашла в гардеробную и с оглушительным треском закрыла за собой дверь на защелку.

— Объяснительную! — успел гаркнуть вслед завхоз.

— Да пошел ты, дубина толстомордая, — сказала негромко Лариса. Она редко позволяла себе оскорбительные словечки. Если уж получалось само собой, то так, чтобы не касались они ушей, кому адресованы. Сбивать себя на ругань, брань, склоки было не в ее правилах — это сор, издержки, бесполезная трата сил.

— Премии лишит, — доложила она женщинам. — И так жить не на что. Ну, я ему сделаю кое-что. Он меня попомнит. Какую бы гадость ему, девчонки, сделать?..

Тамара — худосочная, бледная, с едва обозначившимися бедрами и грудью и, между тем, большими карими глазами — брякнула:

— В суд подадим. За домогательство!

— Это ты про что? — удивилась Лариса. — Про Ксюшины трусики?

— Нет. Помнишь, как-то он у нас здесь сидел больше часа и спрашивал, допытывался: что такое куннилин-гус… куни захотелось сделать! Ффу!

— Пустое, — махнула рукой Лариса.