Небесная голубизна ангельских одежд

Для заграничной выставки Грабарь отобрал из Третьяковской галереи 25 русских икон XIV–XVIII веков[639]. В то время иконное собрание галереи оставалось еще очень малочисленным, поэтому такое изъятие было ощутимо[640]. К тому же, по словам Кристи, Грабарь и Чириков забрали наиболее ценное. За исключением одной, все отобранные иконы принадлежали первоначальному собранию П. М. Третьякова. В их числе были иконы, которые в то время считались новгородскими и московскими работами XV–XVI веков, а также иконы строгановской школы. Кроме того, на заграничную выставку Грабарь забрал и большую псковскую икону «Избранные святые: Параскева, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Василий Великий», которую Совет галереи купил накануне революции в 1917 году. Под неизменным № 10 эта икона, которая в то время считалась работой XIV века[641], значится во всех каталогах заграничной выставки. Она воспроизведена в иллюстрациях нью-йоркского и сан-францисского каталогов, а в берлинском каталоге и вовсе оказалась на обложке, став «лицом» выставки, открывшей все заграничное турне. Эта икона и в наши дни считается одним из наиболее ценных памятников собрания галереи и находится в постоянной экспозиции древнерусского искусства. В случае продажи за границей выбранных Грабарем икон собрание древнерусского искусства Третьяковской галереи было бы обезглавлено. Тем не менее Кристи отдал иконы в «Антиквариат», собственноручно подписав акт выдачи. Иконы покинули галерею в середине декабря 1928 года[642].

Иконы уже находились в реставрационных мастерских у Грабаря, как вдруг в январе нового, 1929 года директор Третьяковской галереи Кристи решил протестовать. В своем письме в Главнауку он писал, что отбор икон проводился без участия сотрудников галереи, что забрали те иконы, которые придавали ее небольшому иконному собранию совершенно особый характер, что эти иконы необходимы галерее для реорганизации экспозиции древнерусского искусства, которой в тот момент, кстати сказать, не было. Кристи требовал вернуть наиболее ценные экспонаты. В протесте Кристи не было бы ничего удивительного, если бы он не случился столь запоздало, уже после того, как сам Кристи несколько недель тому назад подписал акт о выдаче икон. Почему Кристи спохватился тогда, когда иконы уже находились у Грабаря в мастерских? Почему не протестовал в ноябре 1928 года, когда в фондах иконного собрания галереи хозяйничали Грабарь и Чириков, или в декабре, когда Олсуфьев приехал забирать иконы? Что-то произошло в канун нового, 1929 года, что позволило Кристи-директору взять верх над Кристи-партийцем. Но что?

В последние месяцы 1928 года тревожные слухи о распродаже икон будоражили Москву. Их не остановило даже то, что представители Главнауки и Госторга подписали протокол об обязательном возвращении икон из‐за границы[643]. Музейных работников и искусствоведов пугал тот факт, что вывозом икон занималась торговая контора, которая в тот момент активно распродавала произведения западного искусства из Эрмитажа и других музеев. В ноябре 1928 года в Берлине у Лепке прошел аукцион, где «Антиквариат» выставил на торги художественные ценности из бывших пригородных дворцов Санкт-Петербурга и московских музеев. В конце 1928 года начались переговоры с первым крупным покупателем шедевров из российских музеев Галустом Гюльбенкяном. В частности, решалась судьба «Благовещения» XV века работы Дирка Боутса (1415–1475). Эта картина стала первым проданным за границу шедевром из основной экспозиции Эрмитажа.

Происходившее в стране давало интеллигенции реальные основания опасаться за судьбу отправляемых за границу икон. П. Д. Барановский (1892–1984), архитектор и реставратор, сотрудник ЦГРМ, так описал настроения в московской музейной среде:

Здесь ходят очень нехорошие разговоры о том, что задачей Госторга является не прославление русского искусства, а распродажа, и, конечно, лучших вещей. Ученый совет архитектурной секции Государственных реставрационных мастерских … подал свой протест в Главнауку, указывая на недопустимость вывоза, хотя бы и на выставку, уникальных памятников по целому ряду соображений. Получился неприятный раскол[644] с руководителями нашего дела (видимо, Грабарем и Анисимовым. – Е. О.), так как они настойчиво ведут свою линию[645].