Небесная игрушка

– Я слышал, о чем вы говорили там, за столиком, как твой собеседник вспоминал наших древних богов и кровавые им подношения. Правда состоит в том, что мой народ забыл своих предков, а с ними и своих прежних богов… Все мы теперь истовые католики и верим в Христа.  Но, правильнее было бы сказать, нас заставили забыть наше прошлое. Заставили огнем и мечом. И с каждым последующим поколением это прошлое уходит все дальше и дальше в туман времен. Современная молодежь ныне больше поклоняется только одному богу – золотому тельцу, забывая в погоне за ним и о христианских ценностях, тем более о более древних… Куда катится мир? Ты не согласен со мной? Я вижу протест в выражении твоего лица… Впрочем, не обращай внимания, это все старческая брюзга. А когда это вы, молодые, прислушивались к нам, старшему поколению? Я более чем уверен, что во все века, у всех народов этого никогда не было и никогда не будет. Молодежь всегда набивает те же шишки, что и их отцы… И я был такой же в свое время. Но, если бы этого не было, не было бы и движения вперед, люди бы не ушли дальше каменного века, ибо каждая новая молодежь  в попытке исправить свои же ошибки идет своим, новым, путем. А это и есть движение вперед. От прошлого остались лишь сказания, да и их ныне знают немногие, хотя в школах и пытаются напоминать о нем. Но кому нужны поверженные кумиры, пусть они были ранее даже богами? Они позабыты и заброшены…

– Все было и так, как описывала каждая газета, и… не так. Никто не задался вопросом – как мы всей сменой сумели уцелеть при обычно мгновенно развивающейся такой катастрофе, как подземная подвижка грунта, проще говоря, обвал породы. Божьим провидением назвали наше спасение. Но только я знаю, чему (или кому) обязаны мы жизнью.

– Мы, то есть и я и все ребята, работавшие в тот злополучный день в шахте, конечно же, не чистокровные индейцы. А разве такие остались сегодня? Плюнь в глаза тому, кто скажет тебе, что в его жилах течет чистая индейская кровь. При том смешении рас и народов, что произошло с незапамятных времен до наших дней, я уверен, не осталось ни одного «чисторасового» человека. Ну, может, за исключением пары тысяч бедолаг, которых и в наш век изредка находят в дичайшем состоянии где-нибудь в амазонских джунглях. Но, все же, изрядная часть нашего существа все же была и остается индейской.

– Хотя и в моих жилах течет и не чистая индейская кровь, но сам я с гордостью отношу себя к народу мапуче, так мы называем себя. Другие же называют нас арауканами. Я являюсь представителем единственного индейского народа Южной Америки, не завоеванного в свое время ни инками, ни испанцами. Возможно, и это не в последнюю очередь повлияло на последующие события.

– Итак, с начала смены все шло, как обычно. Каждый занимался своим делом. И вдруг словно что-то толкнуло меня и заставило отойти метров на двести-триста назад в галерею. Появилось стойкое убеждение, что я оставил там что-то очень важное. Ноги будто бы сами несли меня. И тут я и увидел слева в стене тонкую расщелину, в которую разве что с трудом, да и то боком, мог втиснуться человек моей комплекции. Я мог бы поклясться, что, когда мы заступали на смену, никакой расщелины здесь не было. Посветил в нее фонарем. Расщелина, в дальнейшем немного расширяясь, плавным закруглением уходила вглубь породы. И я, немного поколебавшись, все же протиснулся в узкий проход, освещая путь горящим на каске фонарем. Через несколько шагов, сделанных боком, я уже смог развернуться лицом вперед, затем проход расширился до размеров хорошего большого коридора. А затем…

            Собеседник умолк и разом, не поморщившись, опрокинул в рот крепкое содержимое фужера. Я, не отрываясь, смотрел на его спокойное, отрешенное до того лицо. Дальнейшие воспоминания, видимо, жгли Арсенио. Даже дыхание его стало быстрым, прерывистым. Было заметно, как по достаточно смуглому лицу побежали тени. Уголки губ то приподнимались вверх, то опускались вниз. Очевидно, воспоминания вызвали у рассказчика сложную гамму чувств.

– Что же было затем? – не удержался я.

– Затем впереди я увидел свет. Он становился все ярче и ярче. Еще один крутой изгиб уже широкого коридора – и из моих уст исторгся непроизвольный вскрик. Передо мной находился зал воистину огромных размеров – множество десятков шагов в длину и в ширину и три-четыре десятка футов в высоту. Он был ярко освещен. В нем сияло все – от потолка без единой подпоры, усыпанного странными многогранными большими и маленькими камнями, кажется, вплавленными в тончайшую растянутую по верху золотую мелкоячеистую сеть, до отполированного пола, на котором на подставках и без них располагалось множество предметов. Там были… Твой товарищ говорил, да и я со школы помню упоминание про так называемый «Золотой сад». Про него остались лишь немногочисленные воспоминания очевидцев. Сам он бесследно исчез. Я более чем уверен, что и он составлял часть того, что находилось передо мной.