Небесная музыка. Солнце

То, что Крис рассказывает, разрывает меня на части. Но теперь я остаюсь спокойной - держу эмоции в узде и просто слушаю. Про то, как отец Криса отправил его заграницу, потому что решил, что виноват он. Про то, как Кристиан смог все вспомнить. Про то, как решился пойти в полицию.

Мне все это кажется выдумкой - таких совпадений не бывает. Но одновременно мне хочется верить Крису. Не потому что он убедительно говорит - напротив, сегодня его речь сбивчива и обрывиста, а потому что его глаза лихорадочно блестят.

Я не знаю, что думать.

Меня раздражают беспросветное выражение лица Дианы и ее дрожащие пальцы.

Меня терзают воспоминания о больнице, когда я не знала, выживут ли Эш и Мэган или нет.

Меня мучает несправедливость - почему этот подонок Адам на свободе?

Меня изводит необходимость выслушивать все это и решать - правда или нет.

Меня убивает мысль о том, что я должна сделать выбор. Выбор, с которым я не могу ошибиться.

И я... Я растеряна. Подавлена. Испугана. Ведь столько всего произошло!.. А они - все трое - ждут от меня чего-то.

- Не знаю, - говорю я честно. - Не знаю, верить вам или нет. Не знаю, что делать. Ничего не знаю.

Я смотрю на Дастина, ища поддержки, а он вдруг встает с кресла.

- Идем, Уилшер, пусть Санни и Диана пообщаются без нас, - решает он. - Это их дело.

- Хорошо, - не сразу, но соглашается тот. Я вижу, как он сжимает руку Дианы, и она смотрит на него словно маленькая девочка на старшего брата, покидающего ее.

- Вам нужно поговорить без нас. Решить все самим, - говорит Дастин. - Вы слишком крепко повязаны друг с другом.

Уходя, он ободрительно касается моего плеча. Я знаю, что он хочет мне сказать:

«Любое твое решение - правильное. Потому что оно - твое».

И я мысленно благодарю его.

- За мной, пес, - хлопает себя по бедру Дастин, явно измываясь над Крисом. Тот яростно пихает его в спину.

- Не смейте драться! - кричу я им вслед.

Дверь за ними закрывается.

Мы остаемся одни. Я и она.

Впервые.

Я стою у окна, опираясь на подоконник и скрестив ноги. И в спину мне бьет теплый солнечный свет. Она сидит на диване, сложив на коленях бледные, почти белые руки. На ее лицо падает тень.

Мы не смотрим друг на друга. И не знаем, что говорить. Это ужасно неловкая ситуация. Гнетущая и тревожная.

Надо бы с чего-то начать, но я не могу. Пусть начинает она.

- Я хотела сказать тебе, Ховард, - произносит наконец Диана и на секунду прерывается, потому что ей не хватает дыхания. - Хотела сказать, что у меня есть гордость. Это все, что у меня сейчас есть.

Она замолкает, словно собирается с силами. И говорит еще медленнее. Будто каждое слово для нее - стекло, на которое она наступает, терпя боль. Голос у нее тоже стеклянный - звонкий, хрупкий, но того и гляди «разобьется» - сорвется, охрипнет.

- Я не могу отбросить свою гордость в сторону. Не могу умолять тебя. Не могу встать перед тобой на колени и просить. Я... - Диана снова судорожно вдыхает воздух, а потом продолжает, стараясь, чтобы голос ее звучал равнодушно: - Я бы не пришла к тебе, если бы не Кристиан. И я не знаю, как просить тебя о помощи. Я не умею и я не буду. Понимаю, что ты ненавидишь меня. Презираешь. Считаешь настоящей тварью. - Она снова ловит губами воздух. - Тебе должно быть наплевать на мои проблемы, потому что ты погрязла в своих. И это правильно.

Она снова молчит. Ее нервы натянуты до предела. Мои - тоже.

Происходящее кажется сном.

- Я не знала, почему ты согласилась петь за меня, - продолжает Диана, и ее звенящий как стекло голос едва заметно подрагивает. - Не знала про твоих родственников и про то, что ты оплачивала их лечение. Мать не говорила мне, а я... Я никогда не интересовалась. Я всегда думала, что ты - алчная стерва, которая польстилась на деньги. Продала свой талант. И я считала - если ты так поступила, значит, ты не была достойна этого таланта.

- А ты достойна его? - роняю я. Мне не хочется быть ее судьей. Не хочется решать ее судьбу. Мне хочется начать ее ненавидеть, чтобы оттолкнуть, но я не могу. Однако обнять ее и заявить, что теперь мы подруги навек - тоже. Я слишком далека от Мунлайт. А она - от меня.

Мы слишком разные.

Единственное, что я точно знаю - ей тяжело. Голос выдает Диану.

- Я? Нет, не достойна, - отвечает Диана. Теперь я слышу отлично скрываемую горечь - ту, которая въедается в душу намертво. - Да он мне больше и не нужен - этот талант. Мой голос уже не вернуть. Я и не хочу его возвращать. Не такой уж он был и сильный. Знаешь, Ховард, моя мечта о карьере певицы давно превратилась в прах, который мама собрала, пересыпала в дорогую вазу и выставила на всеобщее обозрение. Я действительно не хочу. Устала от всего этого.

- И что, бросишь музыку? - спрашиваю я.

- Нет, не брошу. - Теперь ее голос едва заметно теплеет. - Она - часть меня. А может быть, музыка - это все, что от меня осталось.

Мунлайт искренна, но я не чувствую жалости или сочувствия. Я просто слушаю.

- Даже если я не пою, музыка всегда со мной.

- Это ведь ты создала все эти песни? - спрашиваю я. - Неизвестный композитор, который писал для Дианы Мунлайт - это и есть Диана Мунлайт?

Она молчит - не соглашается и не отрицает. А потом вдруг встает с кресла, становится напротив и говорит так тихо, что я с трудом ее слышу:

- Пожалуйста. Помоги мне.

Мунлайт произносит это почти по слогам. Будто бы говорить иначе - это преступление. Будто бы преступление - просить помощи.

Я кусаю губу. Знаю, что ей тяжело. Чувствую, что ее ломает. Но и мне нелегко. И у меня в груди камень. И я прошла через многое.

- Я пришла сюда, переступив через себя. И я не могу уйти просто так. Я не прошу простить меня - знаю, что виновата. Я не прошу понять меня. Знаю, что недостойна и этого. Господи, не верю, что я говорю это, - шепчет она потеряно. - Но я прошу помочь.

Слова Дианы словно хрустальный набат. В ее взгляде - печать обреченности, а в моем - отблеск решимости. Я знаю, что отвечу ей. И я не хочу ее мучить - мне никогда не нравилось наблюдать за страданиями людей.

Я смотрю в ее мокрое от слез лицо - все время своего монолога Мунлайт плакала. Беззвучно. А плакать беззвучно - это талант.

Почему-то мне на мгновение становится весело, когда я думаю, сколько ее слез вытерпел Кристиан Уилшер. Он вправе называться святым.

- Хорошо. Я согласна помочь тебе, - отвечаю я. Без торжества, без показушной усталости, без желания унизить Мунлайт. Говорю ровным голосом, не зная, что в нем может услышать Диана. Она странная. И я совсем не понимаю ее.

Но Диана сейчас меня понимает. Она наконец слышит хоть что-то - не просто слушает. Мунлайт знает, что я не хотела ее унижений, что мне не нужны были ее мольбы, что мне достаточно было искренней просьбы. Она смотрит на меня, как ребенок - этот взгляд проскальзывает лишь на четверть минуты, чтобы потом исчезнуть и затаиться в уголках серых глаз.

- Но ты должна пообещать мне, что уладишь дела с матерью. Несмотря ни на что. А Уилшер пообещает, что пойдет в полицию. Нет, обещаний мало - мне нужны доказательства, что вы оба выполните обещанное. Наш разговор будет записан на диктофон. И только потом я помогу тебе.

- Хорошо, как скажешь. Мне страшно, Ховард, - вдруг признается Мунлайт, и эти ее слезы катятся по щекам. - Не знаю, как все пройдет. Но я хочу жить по-другому. И ты, наверное, тоже. Я... Я сделаю так, что ты не пострадаешь из-за моего решения. Обещаю. У меня есть свои рычаги давления на мать.

В ответ я только киваю.

Диана идет к одной из дверей, останавливается, прежде чем я успеваю окликнуть ее, и говорит глухо:

- Прости меня.

А потом тянется к ручке двери в надежде покинуть гостиную.

- Это шкаф, - предупреждаю я ее. Мунлайт меняется в лице - она будто вышла без одежды на улицу, а не перепутала двери. Резко развернувшись, Диана идет к нужной двери, но я перехватываю ее и беру за предплечья - и мне плевать, что она обо мне подумает.

- Мунлайт, если ты решилась на такой поступок, будь...

- Смелой? - перебивает она меня. Слезы, кажется, прекратились. Возможно, совсем скоро Диана превратится в прежнюю надменную королеву холода. И я пожалею о своих словах.

- Смелой, - подтверждаю я. - Очень смелой. Сейчас ты берешь ответственность не только за свою жизнь, но и за мою. А значит, еще и за жизни моих родных. И если ты сделаешь что-то не так, пострадают сразу три человека. Сможешь ли ты жить с этой мыслью всю жизнь, Мунлайт? Если нет, то возьми себя в руки и сделай так, чтобы твоя мать оставила нас обеих в покое. Да, она заплатила большие деньги за лечение моих родных. Но я считаю, что честно работала на нее, соблюдая все условия договора. Отказалась от прежней жизни, музыки, друзей и любимого человека. Отказалась от себя - ради того, чтобы ты могла петь. И если бы не твое появление в моем доме, я бы работала на твою мать и дальше. Ты решилась на этот шаг, Мунлайт, поэтому иди до конца. - Я встряхиваю ее. - Тащи за собой нас всех. Поняла меня?

- Да, поняла - Ее голос так тих, что сложно разобрать слова.

- Хватит бояться всего на свете. Решила - иди до конца. Потому что ты не одна.

Она внимательно смотрит на меня и кивает. А затем выходит из комнаты - на этот раз через нормальную дверь. Я же стою у окна и смотрю в васильковое небо, думая о том, что бабушка и дедушка согласились бы с моим выбором.

В гостиную возвращается Дастин. Он смотрит на меня и все понимает. Не знаю, как это у него получается, но он знает меня так хорошо, как хорошо знаю себя только я.

Дастин подходит ко мне, разглядывает мое лицо, успокаивающе гладит по щеке и обнимает. Его объятия придают мне уверенности в правильности своего поступка.

- Все будет хорошо, - говорит он, гладя меня по волосам. - Поверь мне. Мы со всем справимся.

И я ему верю.

Через четверть часа мы снова собираемся вчетвером. Сначала Диана и Кристиан записывают на мой телефон свои обещания. Да, это дается им нелегко, да и я чувствую себя злодейкой, не доверяющей людям, но когда речь идет не только обо мне, но и моих близких, я предпочитаю перестраховаться.

Затем мы обговариваем план - на удивление спокойно и собрано. А затем, не медля, начинаем действовать.

Диана включает телефон и связывается с менеджером, которому дает срочные указания - забронировать конференц-зал и созвать журналистов. Менеджер пытается понять, что случилось, но Диана ловко уходит от ответов на его вопросы.

- Но миссис Мунлайт... Она в курсе? - удивленно спрашивает менеджер. - А Уолтер?

- Главное, что в курсе ты, - отвечает ему Диана. Ее голос по обыкновению холоден и надменен. Она отлично играет свою роль.

- Но я не могу сделать это без их разрешения! - упорствует менеджер.

- Вот значит как. Ты - мой менеджер, но ничего не делаешь без их разрешения? - задумчиво спрашивает Диана. - А нужен ли мне такой человек?

- О чем ты говоришь?! - восклицает он. - Я твой до мозга костей! Я делаю все ради тебя и твоей карьеры. Но ты же знаешь - без предварительного согласия твоей матери и Уолтера я не могу ничего сделать, даже если очень хочу! Диана, что происходит?

- Хорошо, я расскажу тебе. Я хочу уйти из-под крыла матери и Уолтера. Отец дал мне деньги, чтобы я основала собственное агентство, - заявляет Мунлайт. - Хочешь стать директором? Если хочешь - выполни то, что я сказала. И не ставь в известность мать и Уолтера.

Менеджер соглашается и обещает сделать все в лучшем виде - стать директором целого агентства ему очень хочется. Все-таки Мунлайт неплохая актриса.

Когда о грядущем событии все же узнают Уолтер и миссис Мунлайт, конференц-зал в роскошном отеле «Гранд Кардон» уже оплачен и забронирован. Журналисты тоже уже оповещены - начало конференции в шесть часов. Я уверена, все они гадают, что же случилось с Дианой Мунлайт. И ни один из них не может приблизиться к истине.

Страшно ли мне?

Пожалуй, да.

То, на что я согласилась - авантюра, рискованное предприятие. Но я должна была пойти на это. Возможно, это мой шанс стать свободной. Но чем все закончится, я не знаю.

Я чувствую себя человеком, который карабкается по каменной лестнице из пропасти. Одно лишь неверное движение, как я снова попаду в царство вечной тьмы. Однако я решительно хочу удержаться.