Небесная музыка. Солнце

Я замираю от восторга. Это место действительно сердце города. Я даже и не думала, что отсюда, с возвышенности, может открываться столь шикарный вид.

- Нравится? - спрашивает довольно Дастин, кладя мне руку на плечо.

- Нравится, - отвечаю я восхищенно.

- Это мое секретное место. О нем по большей части знают только местные - почти ни в одном путеводителе не увидишь. Когда я переехал в Нью-Корвен и снял квартиру поблизости, то случайно нашел его. Когда мне было плохо, приходил сюда и набирался сил.

- А я приходила к морю, - признаюсь я зачем-то. - На свой тайный пляж неподалеку от дома. И сидела там часами, перебирая камни.

- Ты жила у моря?

Я киваю.

- А мне приходилось работать у моря. Наверное, это здорово, когда море рядом, - задумчиво говорит Дастин.

- Да, я очень скучаю по нему, - поднимаю я глаза к невидимым звездам. - Зато небо везде одинаковое.

Дастин непонимающе на меня смотрит. И я поясняю:

 

- У меня не осталось моря, но зато было и есть небо. Оно всегда со мной, где бы я ни находилась.

- Какая же ты поэтичная, - тепло улыбается он. - А ты бы хотела вернуться обратно, к своему морю?

- Я родом из маленького городка. Там нет перспектив, и это пугает. Все, что я могу - иногда возвращаться домой и набираться сил. Надеюсь, в августе у меня получится съездить на пару недель. А ты? Хотел бы вернуться в родной город, в котором родился?

- Нет, - жестко отвечает Дастин. И я не спрашиваю, почему. Понимаю, что он не ответит.

На холме стоит несколько удобных деревянных лавочек. Мы выбираем центральную, забираемся на нее с ногами и закутываемся в пледы - все-таки ночная прохлада берет свое. В какой-то момент Дастин умело разводит небольшой костер, хотя этого и нельзя делать - это правонарушение. Однако он обещает внимательно следить за огнем. Пламя трещит, искры вздымаются вверх, и я вспоминаю картинку в своей голове.

Ночь, небо - правда, без звезд, костер, искры и мы.

А еще - откровенность.

- Ты так и не рассказала про своих парней, - вспоминает Дастин.

- У меня толком и не было никого, - говорю я. - Но если ты сочтешь это забавным и начнешь смеяться, я тебе врежу, клянусь.

- Не начну, - обещает Дастин. - То есть ты ни с кем не встречалась?

- Так, ходила на несколько свиданий. Но мне не понравилось.

- Почему?

- Я не люблю, когда меня начинают касаться, - признаюсь я. - Когда пытаются обслюнявить губы или лезут под кофту.

Меня передергивает из-за неприятного воспоминания. Дастин замечает это и, кажется, делает себе заметку в уме.

- А я?.. - спрашивает он.

- Ты - это другое, - серьезно говорю я. - Не знаю, почему с тобой все не так. Ты мне не противен. Тебя я не боюсь.

- А других?

По моему взгляду Дастин понимает ответ.

- Ну, и, пожалуй, Уилшер не вызывал подобного чувства и не был противен.

- Давай не будем о нем, - просит недовольно Дастин. - Почему ты так относишься к мужчинам, Санни?

Если идти - то до конца. И я нахожу силы сказать:

- Моя мать - алкоголичка. Да и травку не прочь покурить. На меня ей плевать. Моим воспитанием занимались бабушка и дед. Однако она иногда приезжала к нам - когда была на мели или когда пыталась завязать. Завязать у нее не получалось, зато получалось постоянно находить каких-то законченных уродов. Один из таких приставал ко мне. Мне было лет двенадцать или тринадцать. И, наверное, это оставило след в моей голове. Никогда не анализировала, - усмехаюсь я.

Лицо Дастина, освещаемое светом костра, темнеет. Он произносит пару непечатных слов, и я слышу в его голосе отвращение.

- Нет, ничего не случилось, - продолжаю я. - Я закричала, и прибежал мой дедушка, выставил этого урода. Но воспоминания остались. Да и вообще, много всего было. Мать частенько отравляла нам жизнь. И, наверное, глядя на всю череду ее козлов, я решила, что лучше буду одна.

- И встретила меня.

- Эй, Доставка, ты слишком самодоволен! - деланно возмущаюсь я.

- Я просто озвучиваю факты! Я же знаю, чего ты хочешь, - нагло подмигивает он мне.

- И чего же?

Я думаю, что он скажет: «Меня». Но Дастин достает упаковку чипсов и трясет у меня под носом.

Мы хрустим чипсами в унисон.

- Забей на это все, - говорит Лестерс. - Забудь все это дерьмо. Пока ты его помнишь - оно сильнее тебя. Но когда ты его отпустишь - ты победила.

- Ого, какой ты умный, - смеюсь я. Отчего-то на душе тепло и спокойно.

- Это не ум, а опыт. Мне многое пришлось отпустить, потому что я не хотел быть побежденным обстоятельствами. Санни, я хочу знать о тебе все, - вдруг заявляет он. - Что ты любишь, что ненавидишь, какие шоколадные батончики покупаешь.

- Батончики - это так важно! - восклицаю я.

- Еще как, - подтверждает Дастин. - Я давно заметил, что «Пламлис» выбирают идиоты без вкуса, а «Кристис» - адекватные люди.

Это два самых известных производителя шоколада в стране. И между ними идет вечный спор - кто лучше.

Я признаюсь, что «Кристис» - мой любимый батончик, и Дастин радуется непонятно чему.

До самого рассвета мы разговариваем - словно открываем друг друга заново. Я рассказываю про то, как училась играть на фортепиано, беря уроки у мисс Вудс, как заинтересовалась рок-музыкой, как организовала свою первую группу, как поступила в Хартли, как училась. Дастин говорит о том, что в детства любил театр, а в школе для мальчиков его считали гиком и не слишком любили, но ему было плевать на всех. Я узнаю о его первых победах и неудачах, о том, как ему долгое время не везло, о том, как он все же смог пройти кастинг - один из сотни - и получил первую роль, как стал знаменитым. С особой теплотой Дастин рассказывает о своей матери и старшей сестре, которые живут в Хэдмане. Я понимаю, что он любит их. И мне это нравится. Я никогда не понимала тех, кто плохо относится к родителям - любящим, разумеется. Не таким, как моя мать.

Это так здорово - узнавать человека заново, понимать, что у него на душе, чем он живет и дышит, о чем мечтает. Хотя, конечно, мы не обходимся без подколов и шуточек, и это чертовски разбавляет романтическую атмосферу.

Потом наступает рассвет - яркий, золотистый, исполосованный росчерками фиолетовой пасты, кое-где переходящей в нежную сиреневую акварель. Отсюда, с холма Хай-Хадсон парка, небо кажется больше и ярче - рассвет падает прямо на нас. В наши руки. В наши головы.

И мы готовы его ловить. Готовы делить его между собой.

Спать совершенно не хочется, и хотя сегодня мне нужно на работу, я не думаю об этом. Я наслаждаюсь моментом.

Когда рассвет растворяется и небо становится нежно-голубым, целуемся - от нежности кружится голова - и уходим, затушив костер.

На такси мы направляемся домой, и таксист всю дорогу странно поглядывает на Дастина, хотя тот старательно закрывает лицо. Это выглядит очень забавно. Когда мы подъезжаем к моему дому, Лестерсу начинает названивать обеспокоенный Хью, который не нашел своего подопечного дома. Оказывается, Дастин тоже не будет сегодня спать - с утра у него запланировано какое-то важное мероприятие.

Мы договариваемся встретиться на днях, чтобы я дала Лестерсу первый урок игры на гитаре, и снова целуемся, уже на прощание - быстро и смазанно, как будто с лучами солнца к нам обоим пришли неуверенность и смущение. Тем не менее, прощаясь, он называется меня Франки, а я его - Доставкой, и в наших голосах - теплота.

Я ухожу, но оборачиваюсь - Дастин смотрит на меня из окна такси. И мне нравится его долгий пронзительный взгляд. Я машу рукой, и он машет в ответ.

Я поднимаюсь в квартиру, не понимая, что со мной - или с нами? - происходит. Захожу, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить подруг, и направляюсь на кухню. Нужно сделать крепкий кофе, позавтракать, умыться и избавиться от макияжа, привести себя в порядок и собираться на работу. Странно - я не спала, однако мне хочется летать.

На кухне меня ждет сюрприз.

У окна с чашечкой кофе стоит... Октавий. Вид у него самый задумчивый, словно он лицезреет не залитую утренним солнцем улочку, а королевские сады. Из одежды на нем только белое полотенце, обмотанное вокруг бедер - к его чести, надо сказать, обмотанное очень даже хорошо. Если включить фантазию, можно подумать, что Октавий в бриджах - полотенце достает почти до колен.

- Доброе утро, - невозмутимо говорит мне он.

- Доброе, - отвечаю я, подмечая про себя, что фигура у него очень даже ничего, хотя фигура Лестерса нравится мне больше - он более загорел, крепок и без этой особой аристократической изящности. Да и татуировок у него нет.

А еще я вижу на спине Октавия царапины и, кажется, понимаю, откуда они взялись. Мне становится смешно - Лилит страстная кошечка!

- Налить кофе? Я сварил, - продолжает он светским тоном. - Но если честно, кофе у вас не слишком хороший.

- Наверное, не слишком дорогой, - отвечаю я. Барабанщик «Красных Лордов» почти без одежды стоит на моей кухне и варит кофе. Для меня. Красота. - Прости, что не припасли для тебя немного кофе «Лювак», - вспоминаю я про самый дорогой кофе в мире, который ценится многими знатоками. Его зерна сначала поедаются мусангами, потом естественным путем покидают пищеварительный тракт зверьков и только затем обжариваются. Я не стану пить его даже бесплатно.

Октавий морщится.

- Однажды Кезон привез откуда-то вкусный кофе. Я пил его целый месяц и только потом узнал, что это «Лювак», - рассказывает он мне, и на его красивом лице непередаваемое отвращение. - Какая кружка тебе нравится: красная в белый горошек или желтая с цветами?

- Любая, - смеюсь я.

Мы пьем кофе и разговариваем на темы, на какие могут разговаривать два едва знакомых человека, встретившихся случайно на кухне. Сначала это погода, затем мы плавно переходим к обсуждению последних громких новостей, а потом переключаемся на фильмы. Октавий любит артхаус и - парадокс! - тупые комедии. И он сам мне кажется человеком-парадоксом: в нем уживаются мальчик из сладкоголосой группы и яростный барабанщик в маске. Октавий окружен ореолом загадочности.

Наш разговор прерывает Лилит - взлохмаченная и счастливая.

- Доброе утро, Сладенький! - щебечет она и потягивается как кошка, - ее короткая кружевная сорочка на тонких бретельках ползет верх, максимально обнажая ноги. Она подходит к стоящему у окна Октавию и обнимает, прижимаясь щекой к его обнаженной груди.

Меня подруга не замечает.

- Доброе утро, - со смехом говорю ей я. Лилит видит меня, потешно округляет глаза и резко отстраняется от Октавия, делая вид, что просто стоит рядом. Кажется, она не ожидала увидеть меня здесь и теперь стесняется.

- Где ты была, Ховард? Куда вы пропали с Лестерсом? - тут же накидывается на меня Лилит, решив, что лучшая защита - это нападение.

- Сначала гуляли, а потом до рассвета сидели в Хай-Хадсон парке, - признаюсь я.

- И что вы там делали? - щурится она.

- Разговаривали по душам. Он не такой засранец, каким кажется на первый взгляд. А вы что делали? - невинным тоном спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю что.

Лилит кидает быстрый взгляд на совершенно невозмутимого в своем полотенце Октавия. Мне кажется, что такими темпами он скоро переедет к нам.

- Да так. Тоже разговаривали по душам, - говорит она, но легкий румянец на щеках ее выдает. - Октавий подвез меня до дома... Вернее, я его... В общем, не важно. Я пригласила его на чашечку кофе.

- Плохого кофе, - вставляю я, вспоминая его слова.

- Хорошего, - отрезает Лилит. - Прекрасного. Правда ведь? - спрашивает она Октавия. Тот пожимает плечами.

- Что это значит? - подозрительно спрашивает подруга. - Тебе что, не понравился... кофе? Ричард!

Тот смотрит на нее с усмешкой и потирает подбородок.

- Это был неплохой... кофе. Довольно крепкий. Хорошей прожарки.

- Ты хотел бы попробовать его еще раз? - мурлыкает Лилит, явно опять забыв обо мне. Ее взгляд - взгляд влюбленной девушки, которая в восторге от своего парня.

- Хотел бы, - задумчиво отвечает Октавий, тоже не сводя с нее глаз. - Привык к качественным напиткам. К таким, чтобы сносило голову от вкуса.

- Хороший кофе нужно заслужить, - смеется Лилит.

Они явно говорят не о кофе. И между ними явно есть особое притяжение.

Я не знаю, хорошо это или плохо.