Небесная подруга

Пару месяцев спустя я вновь обрел интерес к жизни (квартирная хозяйка ухаживала за мной во время болезни, ограждая от проблем и волнений), но опоздал на две недели. Роберт был уже мертв и похоронен на том же самом кладбище. Пока я спал, метался и стонал, не думая ни о ком, кроме себя, мой друг нуждался во мне как никогда. Его смерть не слишком меня удивила — вспомнив Роберта у гроба Розмари, я сразу догадался: она ждала такого исхода. Я же видел ее улыбку — собственническую, покровительственную, снисходительную, преисполненную ужасающего знания! Тень такой же снисходительной улыбки играет на губах «небесной подруги» с картины Россетти, молча взирающей на своего поверженного и страдающего возлюбленного. Я не мог смотреть на это полотно без содрогания. Изображенная там женщина не имела ни малейшего сходства с Розмари, но болезненно напоминала ее — выражением лица или попросту тем, что казалась огромной по сравнению с обреченным любовником. Пятнадцать лет спустя я переработал свою диссертацию о прерафаэлитах и издал книгу, в которой исследовал тяготение Россетти к прекрасным демоническим женщинам. Она посвящена моему университетскому преподавателю истории искусств, но я написал ее для Розмари и о Розмари. Книга называется «Небесная подруга». Думаю, тираж еще не распродан.

Вина и отвращение к себе мучили меня пять дней, прежде чем я решился прийти на могилу Роберта. Венки и ленты уже убрали, остался лишь холмик земли и какие-то растения, высаженные в каменном желобе, в изножье могилы. Низкие зеленые кустики, без цветов. На одном из тонких стеблей болталась подвеска — такие цепляют на призовые розы во время садовых выставок. Я наклонился и прочитал, что там написано.

«Розмари. На память».

В первый момент я запаниковал, но тут же взял себя в руки. Я видел слишком много и уже знал, что она была здесь. Такими дешевыми трюками меня не напугать, придется изобрести что-нибудь посерьезнее. Честно говоря, по глупости я думал, будто после смерти Роберта мне больше нечего бояться. Она мертва, сказал я себе, погребена и позабыта. Положил на могилу букет из омелы и остролиста и собрался уходить.

Бедный Роберт.

И вдруг я ощутил ее присутствие, почувствовал ее ненависть и изумление. От кустов, согретых зимним солнцем, повеяло розмарином — сладкий запах, вызывающий странную ностальгию, дух деревенской кухни и сундуков с чистым белым полотном, аромат сельских девушек, смазывающих длинные волосы розмариновым маслом. Я не сомневался: стоит поднять глаза, и она появится передо мной, глянет из-под тяжелых век, я увижу бледное лицо и губы, изогнутые в отдаленном подобии улыбки… Я был так уверен в этом, что действительно увидел Розмари в тени боярышника, но потом понял — это лишь игра света и тени в том месте, где увядшие и побитые морозом растения склонялись к надгробию, которого я прежде не замечал.

Я тупо уставился на него. Идея была проста: плоский камень в траве, над ним чугунное изваяние фута в два высотой — рама, а внутри что-то вроде двери или калитки на шарнирах. Пока я разглядывал надгробие, налетел ветер, воротца с тонким скрипом распахнулись и захлопнулись. В головах могилы качали стеблями и перешептывались низкие зеленые кусты.

Да, именно такой и должна быть ее могила — напоминание, о котором говорил Роберт. Его замысел. Не знаю, зачем я подошел, ведь мог догадаться: ничего хорошего из этого не выйдет. Возможно, я хотел узнать, о чем думал Роберт перед самоубийством, словно мое покаяние над гробом Розмари помогло бы его измученной душе обрести покой. Или дело было в чувстве вины? Ведь я убил ее, понимаете? По крайней мере, приложил все усилия. А может быть, мной двигало то же самое, что приводило жен Синей Бороды в тайную комнату, подталкивало детей к пряничному домику и побуждало рыбака выпустить из бутылки джинна.

Разумеется, я прочитал надпись.

«То, что во мне, помнит и никогда не забудет. Розмари Вирджиния Эшли. Август 1948».

То, что во мне, помнит… Потом я часто приходил сюда, не в силах противиться влечению, — это место зачаровывало, одновременно внушая отвращение и ужас. То, что во мне, помнит… Только я понимал значение этих слов. Остальные принимали их за послание от Роберта, за выражение его любви к умершей жене.

Но я знал Роберта гораздо лучше. Он, возможно, был слаб, но не сентиментален. Он мог умереть вскоре после похорон Розмари, но не стал бы выворачивать душу ради того, чтобы погост в Гранчестере выбрали для прогулок романтические влюбленные. Он был практичным человеком, а практичные люди сильнее страдают от любви. Вопреки свидетельствам, я уверен, что он не убил себя. Надпись на надгробии — ее послание мне. Дерзкий окрик из могилы. Она не мертва, и она хочет, чтобы я не забывал об этом. У нее много времени. И она все помнит.