Небесная собака. Спасение души несчастного. Том 1

На лице собеседника четко читалось: что бы ни случилось, что бы сейчас наставник ему ни ответил, тот все равно добьется желаемого. Поэтому Го Бохаю оставалось только идти рядом, выслушивая его душещипательную, никому не интересную историю.

– На самом деле Лоу неплохой мальчик, он чуткий и добрый…

«Видимо, только с вами».

– Он постоянно мне рассказывает, как восхищается молодым господином У…

«Вот странность. Мне казалось иначе».

– Мой мальчик вырос без матери. Полагаю, вы должны понять, как это тяжело…

Шаг Го Бохая замедлился.

«Тяжело что? Воспитание ребенка без родителей? – нутро наставника закипело, и он чуть не произнес мысли вслух. – А вы забавный… Мой ученик буквально растет без родителей и каким-то необычайным образом умудряется быть воспитаннее вашего избалованного сына!»

Поначалу Го Бохай думал отделаться от досаждающего господина, несколько раз кивнув тому в ответ, вот только, услышав начало «печальной» истории, втекающей ему в уши, он не растрогался, а даже наоборот – необычайно разозлился. «Если сравнить жизнь двух этих юношей, – думал он, – то в действительности наследник клана У страдал сильнее: несмотря на то что его окружала роскошь с самого рождения, он был лишен шанса насладиться ею. Притом что семья была полной, сына не тешили любовью, а от действий правителей клана У Чан каждый день мучился. Разве не лучше быть вовсе лишенным семьи, чем жить в окружении безразличных к твоим мечтам и желаниям родителей? Разве не лучше быть сыном простолюдина, нежели правителя Севера, что взвалил на ребенка слишком много надежд? Разве не лучше быть никем, чем наследником огромной территории и изо дня в день выслушивать, как вот-вот станешь богом, хотя сам этого не желаешь»? И, в отличие от господина Бань Хэня, рассказывающего о тяжелой жизни воспитателя, Го Бохай в этом вопросе был куда опытнее, ощутив тяготы воспитания непослушного мальчишки на себе.

Как только наставника приняли в клан, юный наследник неожиданно для всех начал быстро проникаться к нему доверием, по причине чего Го Бохаю становилось с каждым днем труднее смотреть на ребенка исключительно как на своего ученика. Душа мужчины из ночи в ночь плакала и терзалась. Лет до восьми мальчик прибегал к нему, крепко прижимался к подолу его одеяний и рыдал – то из-за злой женщины, что считалась его матерью, то из-за главы, что гневался на него за очередную проделку. Это разбивало сердце мальчика. Хотел ли он после всего этого идти по предначертанному судьбой пути? Очень маловероятно. Но самое страшное, что когда-либо слышал Го Бохай от плачущего дитя, – обидные слухи, которые ранили обоих.

– Учитель! Они… говорят, что я не сын главы! Почему они так говорят?

И наставник каждый раз прижимал ребенка к себе, пытаясь забрать его боль. Аккуратно, словно что-то хрупкое, держа его у своей груди и обвивая руками, он старался подарить ему ту защиту, что не давали самые близкие, и утверждал:

– Это неправда.

– Правда! Зачем тогда им… такое… говорить?!

– Из зависти.

Было бы чему завидовать! Матушка государыня меня не любит! Тогда… это… правда!

– Нет, У Чан, нет.

– Она накричала на меня из-за того, что я ее об этом спросил! Только что!

Как бы Го Бохай ни пытался унять сомнения наследника, переубедить его, открыть ему глаза на льющуюся из чужих уст ложь, ничего не выходило – ребенок будто желал услышать подтверждение слухов, а не их опровержение. Спустя время воспитанник повзрослел и утратил часть детской наивности. Стал спокойнее воспринимать нападки завистливых и рождающих гнусные сплетни, но все же остался при своем, продолжая считать, что он не настоящий наследник клана. Да и как наставник мог разрушить эти укоренившиеся убеждения, если юноша замечал родственные отличия: пепельные волосы, черные, словно ночь, глаза и до странного непохожие ни на одного из семейства черты лица. У Чан схож был с отцом и матерью лишь характером, вспыльчивым и нетерпеливым, но и тот начал меняться под влиянием чуткого наставника. Сомнения ребенка неоднократно подкрепляла его мать. Го Бохай не помнил ни дня, чтобы женщина хоть раз проявила свою материнскую любовь к У Чану, но зато отлично помнил другое… То, как господин Бань общался с собственным сыном – Лоу. Если его семейство заявлялось на гору в полном составе, то отец юноши, когда, как он считал, никто не видит, вымещал на своем так называемом добром и чутком сыне все недовольство, ни капли не жалея его чувств. И выглядело это поистине жалко. Потому Го Бохай не мог верить словам начальника округа, видя в лице этого уважаемого только раздражение к отпрыску, носящему его фамилию. Все слова о заботе и любви, о которых тот так сладко сейчас пел, и стали причиной недовольства Го Бохая.

Делая вид, что увлеченно слушает, Го Бохай решил опуститься до маленькой подлости и поступить с собеседником эгоистично – так же как господин Бань каждый раз вел себя со своим сыном. И пока тот слезно распинался, Го Бохай направился по уже знакомой тропе, о которой ему поведал Сянцзян.

– Вы же понимаете меня, Го Бохай?

– Возможно, как никто другой.