Небесная тропа

Рик обнял Ольгу Михайловну за плечи и увел в квартиру.

– С ума сойти! – воскликнул Арсений, глядя вслед самозванцу-сынку. – Она меня десять лет воспитывала. А я, как был чужой, так и остался.

– Не надобно ревновать, дорогуша, – сжала ему локоть Анастасия. – Ты, дружочек, слишком положителен, чтобы тебя любить.

– Так что же мне делать? – окрысился Арсений.

– Беречь названного братца.

– Что?! – Арсений отстранил Анастасию и двинулся на кухню с видом человека, решившего одержать скорую и легкую победу.

– Тетя Оля, объясните мне, как Рик добрался к нам из параллельного мира? – Арсений повысил голос так, чтобы слышали все: и Ольга Михайловна, и Рик, и Анастасия.

– На трамвае, – отвечала Ольга Михайловна таким тоном, как будто подобное сообщение между мирами должно быть известно каждому.

– Что? На обычном трамвае? На ржавой развалюхе? И вы поверили этой чепухе! Ха-ха!

– Да, как только он сказал про трамвай, я ему сразу поверила. Когда Эрик был маленьким, вместо того, чтобы петь колыбельные, я читала ему «Заблудившийся трамвай» Гумилева. Наизусть. Сергей подарил мне тоненькую книжечку…

– Мне вы никогда не читали этого стихотворения! – со злостью перебил ее Арсений.

– Я тебе сейчас объясню, – заторопилась Ольга Михайловна. – Это стихотворение – ключ… и одновременно граница. Написав его, Гумилев стал другим поэтом…

– Послушайте, тетя Оля, что вы понимаете в поэзии? – Арсений намеренно был груб, знал, обижает ее, но остановиться не мог.

– Достаточно, чтобы почувствовать: «Трамвай» – это ключ к иным мирам.

– Хм, понятно! Значит, вы нашли в своем сыночке родственную душу.

– Да, наконец, нашла!

Анастасия взяла Гребнева под локоть.

– Арс, так ты ничего не добьешься. Пойми наконец: ты другой. Не такой, как он, Рик! Ты не можешь заявить, что приехал из параллельного мира на старом трамвае. Ты даже побоишься сказать, что пули отскакивали от твоей кожи, как от бронебойной стали. И запомни, блудных сыновей всегда любят больше. Повторяю: ты должен не враждовать, а помогать Рику.

Арсений внимательно посмотрел на Анастасию. Может, ведьма шутит? Но она говорила серьезно.

– Помогать? Ну уж нет! Этого вы от меня не добьетесь!

Дали бы ему волю – он бы этого нахала голыми руками задушил! Да в том-то и дело, что никто ему воли не даст. Сам он себе воли не даст – вот что главное. Всю свою жизнь через силу живет – сначала в институте учился, теперь статейки строчит, а все без души, по инерции, потому что «так надо». Кому надо? Ему? Теперь якобы этому типу помогать «надо».

И, повинуясь внезапному наитию – потому что так надо, – Арсений сунул в руку Анастасии побуревший от времени листок бумаги.

– Что это? – удивилась она.

– Письмо из прошлого. – Гребнев всем своим видом старался показать, что кипит от ярости, но при этом готов подчиниться. – Я ничего не понял, но одно имя там есть. Любопытное имя.

– Какое?

– Фарн.

Глава 10

Девчонку в сиреневом плаще Рик узнал сразу же. Она сидела за столиком в одном из тех миниатюрных кафе, которые, как шампиньоны, пробиваются летом сквозь асфальт, а с наступлением осени вновь прячутся под землю, в полуподвальчики и подвалы, так и не успев по-настоящему разрастись. Несколько белых пластмассовых столиков, такие же стулья, пестрый тент – дешевая импортная мебель в сочетании с обшарпанным фасадом и вычурной пестротой вывески под старину свидетельствовали о скромных средствах хозяина.

Мог ли Рик не остановиться? Пройти мимо, как проходит мимо сотен и тысяч таких же или почти точно таких девиц? Даже много часов и дней спустя он мог ответить на этот вопрос только «нет». Как ни пытался он приклеить к вопросу «да», ничего не выходило. Он даже пытался представить, что мог бы смотреть в другую сторону, разглядывая новенькую, только что открытую витрину фотомагазина. Но ничего не получалось. В витрине опять же должна была отразиться ОНА за столиком в сиреневом плаще.

Итак, все было решено. Случай выслал своего гонца, гонец примчался и передал послание. Тьфу, черт, ерунда какая-то. Причем высокопарная ерунда. Высокопарность похожа на плесень, она нарастает на передержанном слове, как голубоватые сородичи пенициллина на залежавшемся хлебе. Обойдемся без плесени.

Красотка в сиреневом сидела за столиком и неспешно пила коктейль через трубочку. Нет, не высматривала знакомое лицо в толпе, ожидая, не поглядывала на часы. Она была одна. Ее волосы, лицо, плечи – все излучало невидимую ауру одиночества, из легкой притягательной дымки уплотнившейся до непробиваемости крепостной стены. Надо слишком хорошо понимать сущность холода, чтобы находить в нем очарование.