– Кто это? – спросил пленник у Ольги Михайловны.
Голос его дрожал от возмущения и ярости.
– Родственники, – стыдясь, пробормотала та.
– Приятная у вас во всех отношениях семейка, сударыня, – усмехнулся пленник.
– Чудно сыночек выражается, – оборвал его Белкин. – Не говоря о шмотках.
Одет гость в самом деле был необычно: батистовая тонкая рубашка, слегка пожелтевшая от стирок, вместо галстука – витой шнурок, пиджак и брюки из тонкой коричневой шерсти явно старомодного фасона, а ботинки… Не ботинки вовсе, а что-то вроде ботиков, с пуговицами по бокам. Незнакомец сильно хромал и при ходьбе, видимо, должен был опираться на трость. Ту трость, которую теперь держал в руках Белкин.
– Это не мой сын, – сказала Ольга Михайловна.
– Тетенька, но вы сами твердили, будто бы ЭРик вернулся, – с издевкой напомнила Ирина.
– Это не ЭРик.
– А кто же?
– Не знаю. ЭРик ниже ростом и моложе.
– Еще моложе?! – расхохотался Белкин. – Сколько же вам лет, уважаемый господин ЭРик?
– Я не тот, за кого вы меня принимаете, – отвечал пленник. – И пусть ваш бульдог уберет пистолет от моего виска. А то, не дай Бог, нажмет на спусковой крючок. Я таких случаев бывал свидетелем. А мне бы чрезвычайно не хотелось умереть здесь и сейчас.
– Ладно, Тимош, отпусти его, – приказал Белкин с неохотой. – Но смотри в оба. Сразу видно: тип себе на уме. Ну, теперь-то вы скажете, кто вы такой?
– Станислав Николаевич Крутицкий, – представился гость, имея наконец возможность опереться на спинку стула. Без трости ему было неловко стоять – из-за покалеченной ноги он сильно кособочился.
Теперь Ольга Михайловна сумела разглядеть, что глаза у Станислава Крутицкого точь-в-точь как у ЭРика: зеленые со светлым ореолом вокруг зрачка.
– Надо же, Ирочка, я и не знал, что у тебя столь многочисленная родня, – хмыкнул Белкин.
– В первый раз его вижу, – буркнула Ирина.
– Станислав Николаевич, так вы… – догадалась наконец Ольга Михайловна. После появления ЭРика она могла поверить многому.
– Именно, – Крутицкий поцеловал ее морщинистую, покрытую старческой гречкой руку. – А вы – Ольга Михайловна, мать ЭРика. Я вас, сударыня, разумеется, еще не знаю, но ЭРик успел мне рассказать…
– Да у них здесь целая шайка! – заорал Белкин.
– Я забыл сказать вашему сыну очень важную вещь, – продолжал Крутицкий, не обращая внимания на реплики господина Белкина. – Потому и отважился явиться сюда.
– Как?
– На трамвае, Ольга Михайловна. Жаль, что из вашего окна не виден монорельс.
– Мне надоела эта чухня! – взъярился Белкин. – Пусть он скажет, где Танчо, а не то…
– ЭРик говорил о мадмуазель Татьяне, – отвечал штабс-капитан. – Я с ним согласен: ей угрожает опасность.
– Ну вот, я все-таки прав: этот проходимец похитил мою дочь.
Штабс-капитан оглядел Белкина с головы до ног, оценивая, достоин ли тот, чтобы на его выходки обращали внимание. Результаты даже поверхностного осмотра говорили: не достоин.
– Вы намеренно искажаете мои слова. – Крутицкий чеканил слова, будто лепил одну пощечину за другой. – Эрик, напротив, пытается защитить мадмуазель Татьяну. Но я опасаюсь, что с господином Фарном ни ей, ни ему не сладить.
– Что передать ЭРику? – Ольга Михайловна старалась не обращать внимания на очередной взрыв эмоций господина Белкина.
– Прежде всего, очень важен ключ от парадного входа, – сказал Крутицкий. – В двадцатые годы я опасался хранить дома шпагу и потому вделал кусочек клинка в этот самый ключ. Его навершье вполне может служить кинжалом.
– Но ключ исчез, – упавшим голосом прошептала Ольга Михайловна.
– Его выбросили?! – воскликнул штабс-капитан.
– Нет, нет, я его хранила. Замка давно нет, но ключ остался. Я никогда не выбрасываю ключей. Но, вообразите, сегодня ночью явился какой-то белоголовый проходимец и украл этот самый ключ. Ничего более не взял, только его.
– Это Фарн, – нахмурился Крутицкий. – Именно этого я и опасался.
– Слушайте, не надоело вам трепаться? – вновь встрял в разговор Белкин. – Я хочу знать, где моя дочь!
Крутицкий к нему повернулся. Что-то в глазах гостя мелькнуло такое, что хозяин «Камеи» попятился и поперхнулся словами.
– Я вас очень прошу, милостивый государь, – проговорил штабс-капитан ледяным тоном, – впредь не перебивать меня. Что касается вашей дочери, то, во-первых, я довожусь ей прадедом, во-вторых, ЭРик сделает все возможное, чтобы ее спасти. Это единственное, что я могу сказать. А теперь вам пора отправляться домой – вы слишком засиделись.
– Слушай, ты… – начал было Тимош.
– Ваш дед плохо кончил, – осадил его штабс-капитан. – Не уподобляйтесь ему.
Тимошевич бессмысленно хлопнул глазами.
– Откуда… – начал он.
Тут телефонный аппарат наконец разразился истерическими трелями. Белкин сорвал трубку. Несколько секунд он внимательно слушал, потом рявкнул:
– Все домой! Танчо вернулась!
Непрошеные гости тут же сняли осаду и кинулись к выходу, не потрудившись принести извинения. Уже на пороге штабс-капитан их остановил:
– Извольте трость вернуть.
– Ах, трость, – засуетился Белкин. – Да, знаете, забыл, нервы.. – И он с неохотой потянул Крутицкому «боевой» трофей.