Криво усмехаюсь и выступаю навстречу непрошеным гостям.
Эпизод 3
Госпожа Чжао выпячивает грудь и источает…
Наша крохотная хижина, кажется, вот-вот лопнет от такого количества людей. Прям вижу, как по хлипким бамбуковым стенам бегут кривые трещины.
Дядюшка Жу все еще спит, лежа на спине, запрокинув голову и развалившись. Громкий храп сотрясает крышу. Мне становится стыдно перед чужими за его неопрятность.
Это все волнение. Когда я волнуюсь, голова звенит и наполняется всякими глупостями.
Решаю пока что быть вежливой, сначала нужно все прояснить. Разобраться, что происходит и что на самом деле они знают о вчерашнем.
Кланяюсь и произношу как можно учтивее:
– Что заставило столь почтенных людей отправиться к Никчемной Ю?
– Ты смеешь спрашивать? – злобно хмыкает госпожа Чжао и тычет тоненьким пальчиком в сверток, который все еще лежит на моем топчане. – Это ты как объяснишь?
Знать бы как. Хотя догадка есть, и к Пеплу она отношения не имеет. Если бы он хотел отомстить мне за то, что я его сожгла, как он считает, сделал бы это куда более изощренно и тонко. А вот такие недалекие людишки, как моя сегодняшняя гостья, на подобное способны вполне. Понять бы еще, чем я ей не угодила?
Но сейчас нужно что-то ответить, и я говорю:
– Ю не понимает, о чем речь. Утром Ю нашла эти вещи в своей хижине. И когда увидела вашу заколку, собиралась отнести ее вам. Вот, возьмите. – С поклоном протягиваю на открытых ладонях ту самую шпильку с вязью из бамбуковых листьев. – Ю не берет чужого.
– Наглость! – восклицает госпожа Чжао, и ее идеальное, будто у фарфоровой куклы, лицо вспыхивает, становясь красным и некрасивым.
– Ю говорит правду, – продолжаю я, не распрямляя спины. Мазнула только взглядом по госпоже Чжао и снова таращусь в земляной пол, словно на нем начертаны великие истины. – Ю не знает, как эти вещи появились здесь. Этой ночью Ю не ходила в деревню.
Госпожа Чжао фыркает и, изящно махнув по воздуху рукавом из розового шелка, складывает на животе свои тонкие ладошки.
Да что же я лукавлю? Не иначе как от зависти. Когда не идет красными пятнами – хороша же. Чудо как хороша! Особенно в этом розовом одеянии из легких и тонких тканей. Будто сама Богиня Рассвета заглянула в гости. И нефритовые подвески на ее цзи[3]
позвякивают тоненько и приятно.– Кто может подтвердить твои слова? – чеканит госпожа Чжао, гордо вскинув голову и глядя на меня, как на грязь.
Мужчины за ее спиной поигрывают дубинами, а кое-кто даже холодным оружием. Но они мне не ровня. Страха перед смертными у меня нет – есть страх за них.
Внутри, утробно урча, ворочается Она, хихикает, подсказывает мне:
«
От них и того не осталось. Мой Пепел об этом позаботился.
Но я должна удержать Ее, поэтому не остается ничего другого, как притворяться никчемной глупышкой и давить на жалость.
– Слова Ю, – лепечу, по-прежнему глядя в пол, – мог бы подтвердить дядюшка Жу. Но, как видите, – указываю в сторону его лежанки, – он сейчас спит.
Госпожа Чжао брезгливо морщится, будто увидела дохлую крысу.
– Да если бы и не спал – кто поверит старому пьянице?
Мужчины за ее спиной подхватывают: «Верно-верно», «Истинно так!», «Пьянчуге веры нет!».
С достоинством императрицы госпожа Чжао подходит ко мне и грубо хватает за волосы, тянет вверх – я ведь все еще гну спину в поклоне – заставляя взглянуть ей в лицо. Красивое, злое, неживое лицо.
Я терплю. Пока еще терплю. А вот Она уже на пределе.
– Мало ли что может померещиться спьяну. А ты, дрянь… – Госпожа Чжао сжимает сочные губы в узкую полоску и пребольно треплет меня за волосы. – Помню, твой взгляд на рынке так и шастал по мне. Ты уже тогда присматривала мои вещички, да?
– Что вы, что вы, – бормочу, даже не пытаясь освободиться из ее захвата, не то сочтет мои действия оскорблением, и станет только хуже, – всему причиной ваша красота. Ю просто завидует вам. У вас есть грудь, а у Ю нет.
Хижину сотрясает мужской гогот. Луженые глотки громки и неблагозвучны. Они будят дядюшку Жу.