Небесное испытание

– Предугадав мотивы противника, можно понять, как следует поступить, – назидательно говорит Цао.

– А ты знаешь – как? – парирует император.

Цао задумчиво жует узкие темные губы.

– Этот вопрос… требует величайшей сосредоточенности, – наконец осторожно говорит он. – Его следует обдумать.

– Хорошо! – Император поднимает руку. – Вопрос столь важен, что мы должны обдумать его. Остальное – потом.

– Цао, Рри, Жень Гуй, – он обращается к Военному Министру по имени, отчего тот весь расцветает, – к завтрашнему дню я жду от вас предложений. А сейчас я устал. И хочу некоторое время побыть один.

Настроение императора опять изменилось. С ним всегда так – он непредсказуем, как река, меняющая русло. Явно разочарованные, названные неохотно покидают покой. О-Лэи знает: они все равно будут ждать там, за дверьми. Настроение императора может снова измениться…

Ей тоже надлежит уйти. Однако при ее попытке подняться рука императора, лежащая у нее на голове, мягко толкает ее обратно.

– Тебя мы не отпускали, О-Эхэй, – говорит император. – Ты, мой маленький носитель кисти, останешься при нашей особе. Возьми принадлежности и следуй за мной. Возможно, мне захочется сложить стихотворение.

Она молча выходит за ним в его личные покои. Император редко изъявляет желание остаться наедине с собой. Чаще всего за ним всюду таскается человек тридцать—сорок. Иногда ей до боли жаль его, столь одинокого в этой толпе.

Личная спальня Шуань-ю уже знакома ей. Это зал, способный вместить сто человек. У дверей бдят две тугун со своими девственно чистыми книгами. Они раздражают Шафранового Господина донельзя, но против традиции бессилен и император. К спальне примыкает меньшее помещение, где император любит уединяться. Это сравнительно небольшая квадратная комната с прекрасным видом на императорский сад. Закатное солнце освещает его, сочится сквозь бумагу ширм, столь тонкую, что она почти незаметна. На полу – шкура огромного белого зверя, похожего на медведя, но вдвое больше тех, что О-Лэи видела в императорском зверинце. Говорят, ее привезли откуда-то с севера.

По его знаку она раздвигает ширмы и какое-то время император молча любуется пышным цветением орхидей. На низком столике из драгоценной яшмы стоит его любимое вино из лепестков роз. Налив пиалу до краев, она опять замирает рядом с ним, и его пальцы привычно перебирают ее волосы.

Невидимые течения,
Словно струи горячего воздуха
Летним днем.
Знает ли кто, куда унесут они?
И кого опечалят?

Сейчас его голос – это мягкий голос поэта, и щемящая грусть этих строк пронзает О-Лэи. Золотой свет уходящего дня, стрелы удлиняющихся теней, протянутые к ним из сада, танцующие в воздухе пылинки, – все напоено красотой. Мгновение, за которое страшно ступить. Ее сердце переполняется до краев.

– Это прекрасно, мой господин, – шепчет она.

– Искренность всегда прекрасна, мой маленький О-Эхэй, – отхлебнув вина, отвечает император. Его глаза цвета корицы, в которой танцует солнечный свет, кажутся безмятежными. – Наверное, оттого она так редка…

О-Лэи чувствует, как волшебство мгновения утекает у нее сквозь пальцы, тает, тает… и уходит, чтобы не вернуться никогда. Ей хочется плакать. Но она никогда не заплачет в присутствии своего господина. Она берет кисточку и медленно выводит каллиграфические строки. Потом, позже, она запишет это стихотворение на лучшей бумаге и повесит в своем доме. Чтобы смотреть на него иногда. На самую невозможную из всех надежд.

Император встает, его высокая фигура заслоняет свет. Он небрежно сбрасывает на пол свой пышный, затканный золотом кафтан, оставшись в легкой шелковой рубашке и просторных штанах. Сейчас он кажется О-Лэи ближе… чуть-чуть. Она может даже осмелиться коснуться его…

– Такие минуты мне особенно дороги, – говорит он, рассеянно устремив взгляд туда, где царствует заходящее солнце. – Минуты, когда знаешь, что есть нечто превыше всего. Солнце – повелитель императоров.

Он смеется. У него молодой, мальчишеский смех. Ему нет и двадцати пяти лет.

О-Лэи смотрит на него сияющими глазами. Все, что ей позволено, сейчас и всегда.

– Я думал о том, что сказано сегодня, маленький О-Эхэй. – Его лицо грустнеет, он обращается к ней, как к женщине. – Ты несчастна здесь со мной? Ты боишься? Я часто вижу страх в твоих глазах, они не умеют лгать… – Он подходит, берет ее лицо в ладони. – Быть может, тебя следует выдать замуж? Считается, что этого хотят все женщины?

– Я не хочу! – О-Лэи пытается справиться с непослушными губами.

– Тогда как мне сделать тебя счастливой, О-Эхэй? – Император участливо наклоняется к ней.

– Позвольте… позвольте мне быть рядом, мой господин, – удается ей выговорить, в горле стоит комок.

– Я и так не отпускаю тебя ни на шаг. – Шуань-ю отпускает ее. – Рри даже вздумал ревновать. Это… утомляет. Так что же мне делать с Ургахом? – Он резко меняет тему, так резко, что О-Лэи вздрагивает. Чтобы скрыть замешательство, она вновь наполняет пиалу императора.