Небесное Око

— И вдруг, — Берхард хлопнул в ладоши. — Зубодер начал травить байки. Не знаю, что творилось у него в башке. По мне, чем быстрее закончишь, тем лучше. Но этот начинает: "Знавал я одного цирюльника в Эльдиноре, и пришла к нему однажды девушка. Зуб у бедняжки был гнилой — нечего сластей столько трескать. Он ей объяснил, что ничего страшного ей не грозит, что он всего-навсего тот зуб выдернет. Ну он полез ей в рот, тянет, тянет. Он в одну сторону, девка в другую. И неожиданно зуб выскочил. Цирюльник полетел вверх тормашками в одну сторону, девка в другую, юбки у нее задрались… Цирюльник поднимается на ноги, кидает взгляд на ее задницу, девка ревет белугой, и тут он замечает, что у него вся рука в крови. Понятное дело, он к крови привык — зубодер как никак. Он присматривается внимательнее и видит, что у него из пальца точит что-то белое…"

Дьюранд содрогнулся.

— А теперь внимание. Вы, надеюсь, не забыли, что цирюльник рассказывает эту историю, а Бейден слушает. Я вижу, как лицо бедолаги заливает пот. Он тихонько убирает руки с коленей и тянется ими вверх к воротнику цирюльника. Когда тот доходит в своем рассказе до самого интересного места, Бейден резко дергает цирюльника за воротник и открывает глаза. Видели бы вы, как Бейден на него посмотрел, — Берхард приложил руку к сердцу. — Отродясь такого взгляда такого не видывал. Зубодер глаза выкатил и хрипит. Когда Бейден его отпустил, цирюльник больше не проронил ни слова. Он словно засунул все свои байки про зубы мудрости, сломанные челюсти, ржавые щипцы в шкатулку, запер ее на замок и бросил в глубокую реку. Даже настойку какую-то приволок. То ли на маке, то ли на плюще, а может быть, вообще на мандрагоре. Потом зубодер снова взялся за работу, и, что греха таить, дело свое он знал. Не скажу, что Бейден и дальше вел себя паинькой. Согласитесь, не так-то просто усидеть на месте, когда у тебя выдирают зубы.

Из тачки донесся стон, оборвавший веселый смех Берхарда. Наконец показался трактир, располагавшийся на вершине небольшого пологого холма. Дьюранд, сжав зубы, налег на тачку, и через несколько мгновений они уже стояли у дверей.

— Будет здоров как бык, — кивнул Берхард на тачку. — Когда он придет в себя, зубодер велел прополоскать рот мальвазией и рассолом, чтобы отогнать зло.

— Духи вечно слетаются на кровь, но они любят вино или солоноватую воду, — кивнул Дьюранд.

У дверей трактира ждал сэр Эйгрин.

— Лучше бы ему подумать о Всевышнем, — промолвил он. — Впрочем, Бейден — это Бейден.

К ним подошел Конзар.

— Черт, в повозку его, — приказал он, посмотрев на Бейдена. — Ламорик уже отправился в путь.

Через полчаса кортеж Ламорика выехал из Закатных врат, и, проскакав по Западному мосту, направился прочь от Акконеля. Дьюранд, поглаживая рукоять меча, размышлял над тем, что дорога в Монервей пролегает по владениям герцога Ирлакского. Прошлой ночью он внимательно осмотрел подаренный ему меч — на лезвии клинка, уже побывавшего в битвах, почти не было заусенцев. Меч, не новый, но и не старый, благодаря металлической насадке на рукояти, был очень хорошо сбалансирован.

Сначала они поехали по Ферангорскому тракту, а потом Конзар повел кортеж на северо-запад, избегая многочисленных дорог, сворачивающих к столице Ирлака. Дьюранду мерещилось, что в каждой деревне, в каждом селе, которые они проезжали, прячутся люди Гоула, готовые в любой момент выскочить из засады и напасть на них. При виде любого всадника, скачущего им навстречу, Дьюранд хватался за меч, а каждый ворон, из тех, которые сидели на ветвях деревьев, провожал Дьюранда долгим взглядом. Спустя несколько недель, а то и дней, земли, через которые проезжал кортеж, могли стать ареной междоусобной войны.

И все же день выдался чудесным. Солнце ярко светило на бледном морозном небе. То там, то сям мелькали фермы северного Ирлака, и поля, черные после собранного урожая. По правую сторону от кавалькады раскинулось пустоземье, покрытое гранитными холмами, тоскливыми и унылыми, словно облака у самого горизонта. Невероятно, что эти дышащие покоем земли принадлежат безумцу Радомору.

Впереди ехал пышущий яростью Ламорик, казавшийся необузданным и диким, таким же как Радомор.

— Времени нет. Не успеем, — бубнил себе под нос Гутред.

Дьюранд растер руками лицо и оглядел процессию. Он видел спины скакавших впереди рыцарей. Берхарда мотало из стороны в сторону — одноглазый рыцарь уснул в седле. Сэр Эйгрин, чтобы не пропустить время молитвы, поглядывал на солнечные часы, сделанные в форме подвески. Кто-то из воинов точил огромные мечи, обращаясь с ними с такой легкостью, будто в их руках были кинжалы, кто-то — возился с упряжью. Из телеги время от времени доносились стоны Бейдена. Процессия ехала в гробовом молчании. Все понимали — им никак не успеть к началу турнира в Хайэйшес, как бы этого ни хотел Ламорик.

Придорожные деревеньки был пусты, до всадников доносился лишь лай собак, да плач детей. Кортеж провожали десятки глаз, сверкавших из-за окон. Всадники скакали вперед.