В самой долине некоторые из наших колонистов, отослав семьи в безопасное место, вооружились на защиту от врага. Я похвалил их за мужество, снабдил оружием и пообещал на год освободить от налогов.
– Молодым людям невдомек, откуда берутся деньги, – заметил царь. – Можешь быть уверен, он никогда и не думал спросить, на что идут эти налоги.
Все свои силы я повел на север равнины, правым флангом отрезая медам дорогу к высокогорью. Встретившиеся нам разрозненные банды мародеров были уничтожены; остальных мы гнали на северо-восток, собирая в стадо, как пастушеские собаки, чтобы они не сумели ускользнуть в горы, избежав сражения. Фракийцы всецело полагаются на свои внезапные набеги и не любят обороняться.
Они сгрудились, как я и надеялся, на плесе, где река делает резкий поворот и разливается. Меды рассчитывали, как я и думал, на реку, которая защитит их со спины; я же рассчитывал загнать их прямо в воду. В этом месте есть брод. Он глубокий и коварный. К тому времени, когда их луки намокли и тяжелое оружие было потеряно, они решились пробиваться назад через ущелье, не зная, что мои люди удерживают его.
Таким образом, сражение…
Дальше следовало искусно составленное описание битвы. Филипп пробежал его, бормоча вполголоса, забыв о Парменионе, который наклонился вперед, с трудом ловя невнятные слова. Поддавшиеся на обман, атакованные с флангов, повергнутые в смятение, преданные рекой меды были, как и ожидалось, загнаны в стальной капкан ущелья. Большую часть одолженного в Амфиполе отряда Александр отослал назад вместе с крупной партией пленных.
На следующий день я поднялся вверх по реке за ущельем; некоторые из медов обходными путями ушли в горы, и я не хотел дать им время, чтобы собраться с силами. Поэтому я пришел в страну агриан. Там Ламбар, мой друг и гость, встретил меня с конным войском его друзей и родичей. Он испросил у отца позволения участвовать в этой войне вместе с нами, во исполнение своего обета. Агриане показали нам самые удобные пути; позднее они хорошо проявили себя в сражении.
– Терес ждал, откуда подует ветер, – сказал Филипп. – Но не Ламбар. Почему? Он жил в Пелле ребенком, но я даже не могу вспомнить, как он выглядел.
Последовало описание головокружительной кампании в горах. Приведенный союзниками к неприступному гнезду врага, Александр атаковал медов в лоб, пока его горцы карабкались вверх со стороны отвесных скал, никем не охранявшихся.
Поселенцы, жаждавшие отомстить за нанесенные обиды, готовы были убивать всех подряд, кто только попадался на пути, но я приказал щадить детей и женщин, никому не причинивших вреда. Их я отослал в Амфиполь; поступай с ними, как сочтешь нужным.
– Рассудительный парень, – сказал Парменион. – За этих крепких горских женщин всегда дают хорошую цену; они работают лучше мужчин.
Филипп небрежно проглядывал обычный перечень наград и похвал («Гефестион, сын Аминтора из Пеллы, сражался с великой доблестью»)
; его голос перешел на невнятное бормотание. Внезапно, заставив Пармениона подпрыгнуть, царь вскрикнул:– Что?!
– Ну, ну, что такое? – встревожился Парменион.
Подняв глаза от свитка, Филипп сдержанно сказал:
– Он остановился там, чтобы заложить город.
– Должно быть, писец ошибся.