Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

Начались уроки греческого. Вскоре выяснилось, что на самом деле Александр говорит достаточно бегло. Язык ему просто не нравился; сущий позор для сына, сказал ему ментор, отец которого знает греческий столь хорошо. Мальчик бойко отвечал на вопросы, вскоре выучился писать. Но не мог дождаться того момента, когда, покинув классную комнату, сможет перейти на свободный македонский и солдатский жаргон. Когда Александр понял, что придется говорить по-гречески целый день, он не хотел этому верить. Даже рабы могли пользоваться родным языком, разговаривая между собой.

Александр получал передышки. Олимпиада считала северное наречие наследством героев, а греческий – вырождающимся диалектом. Царица говорила на нем с греками, из снисходительности к низшим. У Леонида были общественные обязанности, и на время, когда педагог был занят, пленник вырывался на свободу. Если, сбежав из тюрьмы, он успевал в казармы ко времени обеда, с ним всегда делились похлебкой.

Верховая езда радовала Александра, как и раньше, но вскоре он лишился своего излюбленного спутника, молодого воина из гетайров. И только потому, что привычно поцеловал юношу, когда тот помогал ему спешиться. Леонид наблюдал, стоя во дворе конюшни. Подчинившись приказанию отойти и видя, как его друг, вспыхнув, покраснел, мальчик решил, что настал предел. Александр вернулся назад и встал между учителем и гетайром:

– Я первый поцеловал его. И он никогда не пытался поиметь меня.

Александр воспользовался грубым казарменным выражением, потому что не знал другого. Леонид зловеще замолчал. Потом потащил воспитанника домой. В классной комнате, все так же не произнеся ни звука, Леонид выпорол Александра.

Своим сыновьям Леонид устраивал порки и похуже. Высокое положение Александра обязывало к другому обхождению. Но это было наказание для юноши, а не для ребенка. Леонид не признавался самому себе, что ожидал подобного случая, чтобы посмотреть, как воспримет экзекуцию его питомец.

И не услышал ничего, кроме звука ударов. В конце порки он хотел перевернуть мальчика и заглянуть ему в лицо, но тот его опередил. Ожидавший либо спартанской стойкости, либо жалоб, Леонид наткнулся на взгляд сухих распахнутых глаз; бледно-серый ободок вокруг огромных черных зрачков, плотно сжатые побелевшие губы, раздувшиеся ноздри – клокочущая ярость, сдобренная молчанием, словно бушующее в сердцевине горна пламя. На мгновение Леонид почувствовал подлинную угрозу.

Когда-то он видел Олимпиаду ребенком. Но она взвивалась сразу же, выставив ногти; лицо ее няни было покрыто шрамами. Сдержанный гнев мальчика был иного рода. Леонид опасался, что ярость Александра может вырваться на свободу.

Леонид потянулся схватить Александра за шиворот и вытрясти из него это неприкрытое сопротивление. Но каким бы ограниченным человеком Леонид ни был, в нем жило чувство собственного достоинства. Кроме того, он был призван сюда для воспитания готового к битвам царя Македонии, а не укрощать раба. Мальчик, по крайней мере, умел владеть собой.

– Молчание солдата. Мне приятен тот, кто способен выносить боль. Никаких занятий на сегодня.

И получил в ответ взгляд, в котором читалось невольное уважение к врагу. Когда мальчик выходил, Леонид увидел кровавые полосы на спине его домотканого хитона. В Спарте это было бы безделицей, и все же Леонид сожалел о своей жестокости.

Мальчик ничего не сказал матери, Олимпиада сама обнаружила рубцы. В комнате, которая была свидетельницей многих их тайн, царица со слезами обняла сына, и вскоре они плакали вместе. Александр перестал первым; подошел к очагу и, сдвинув камень, вытащил восковую куколку, которую уже видел в тайнике. Он хотел, чтобы мать заколдовала Леонида. Олимпиада быстро выхватила фигурку из рук сына. Он не должен до нее дотрагиваться, и, кроме того, фигурки вовсе не для этого. Фаллос куколки был пронзен длинным шипом, но на Филиппа колдовство не действовало, несмотря на многократные попытки царицы навести на него порчу. Олимпиада не подозревала, что сын частенько наблюдал за ней.

Обретенное в слезах утешение оказалось для Александра всего лишь мигом обмана. Встретившись в саду с Гераклом, он почувствовал себя предателем. Александр плакал не от боли, он скорбел по своему утраченному счастью. Но сумел бы сдержаться, если бы не мать. В следующий раз она ничего не узнает.