Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

– Возможно, нам стоит потратиться, чтобы принять его. У нас ведь есть золото Кинды, сбереженное благодаря вашей доблести. Пусть искусные ремесленники сделают золотой трон, скипетр, корону. Давайте поставим подобающую палатку, положим на трон царские регалии и воскурим благовония, призывая дух Александра. Признав его нашим главнокомандующим, мы обретем шанс получить его мудрый совет.

Судя по напряжению, сковавшему хмурые, покрытые шрамами лица, командиры всерьез обдумывали предложение. Похоже, грек не пытается набить себе цену и не намеревается вытряхнуть их кошельки. Если Александр и явился ему, то, наверное, потому, что знал его лучше прочих. К тому же неподчинения этот царь не терпел, об этом тоже следует помнить.

Через неделю в новой палатке уже стоял золотой трон с царскими регалиями. Нашлось даже немного пурпура, чтобы выкрасить балдахин. Когда настало время идти в Финикию, командиры опять собрались, чтобы обсудить детали предстоящей кампании. Прежде чем занять свое место, каждый ветеран сжег щепотку ладана на походном маленьком алтаре со словами: «Божественный Александр, помоги нам!» А после все они единогласно одобрили план Эвмена как провозвестника воли небес.

Не имело значения, что практически никому из них не посчастливилось лицезреть Александра на троне. Они привыкли видеть молодого царя в старой кожаной кирасе и сверкающих наголенниках. Этот храбрец не надевал даже шлема, чтобы все узнавали его, когда он объезжал войска перед битвой, напоминая о прежних победах и подсказывая, как одержать новую. Их совершенно не волновало, что местные золотых дел мастера не отличались выдающимися талантами. Блеск золота и запах курящегося ладана пробудили в них достаточно яркие воспоминания, ранее скованные многолетней усталостью и занесенные наслоениями былого, являвшего собой череду нескончаемых битв. Триумфальное продвижение золотой колесницы сквозь рукоплещущую толпу, усыпанные цветами улицы Вавилона, торжественные звуки фанфар, хвалебные песнопения, дым ритуальных курильниц и благодарственные пеаны – все это словно бы вновь стало явью. И почтительно взирая на пустой трон, эти люди, возможно, верили, что обретают всегдашнюю несокрушимость.

317 год до н. э.

Весеннее солнце обогрело холмы и горы, напоив мир талой водой, но взбухшие горные реки вмиг унесли ее. Раскисшие было дороги просохли. Земля опять стала пригодной для войн.

Во главе военного флота, предоставленного ему Антигоном, Кассандр пересек Эгейское море и высадился в Пирее, афинском порту. Еще при жизни отца он послал своего человека командовать расположенным там гарнизоном и потому не встретил сопротивления. Афиняне продолжали дотошно обсуждать царский указ о возвращении им былых свобод, когда порт наводнили словно бы невесть откуда взявшиеся войска.

Узнавший об этом Полиперхон срочно бросил к Афинам отборные македонские подразделения под командованием своего первенца Александра, но почему-то дело у того не пошло, и тогда опекун двух царей сам решил выправить положение. Отдав приказ готовиться к выступлению, Полиперхон отправился во дворец.

Эвридика приняла его с холодком, вознамерившись всеми правдами и неправдами утвердить свое право присутствовать на государственных заседаниях. Полиперхон не менее холодно осведомился, пребывает ли царская чета в добром здравии, выслушал рассказ Филиппа о петушиных боях, куда Конон недавно водил его, а потом сказал:

– Государь, я пришел сообщить тебе, что вскоре мы выступаем на юг. Нам нужно урезонить Кассандра, предавшего нашу страну. Армия двинется в путь через семь дней. Пожалуйста, прикажи слугам собрать тебя в дорогу. А с конюхами я сам все улажу.

Филипп радостно закивал. Он провел в походах полжизни и считал это нормальным. Правда, не очень понятно, с кем надо воевать, но Александр тоже редко снисходил до разъяснений.

– Я поеду на Белоногой, – заявил он. – А ты, Эвридика?

Полиперхон слегка откашлялся.

– Государь, мы отправляемся на войну. Госпожа Эвридика, конечно же, останется в Пелле.

– Но я могу взять с собой Конона? – встревоженно спросил Филипп.

– О, без сомнения, государь.

Полиперхон даже не взглянул в ее сторону.

Возникла пауза. Полиперхон ждал грозы. Но Эвридика ничего не сказала.

По чести говоря, ей даже в голову прийти не могло, что ее могут не взять на войну. Ее, просто изнывавшую во дворце от тоски, ее, так мечтавшую о привольной лагерной жизни! В первый момент, осознав, что ей уготована традиционная женская участь, Эвридика, в соответствии с самыми крайними опасениями Полиперхона, жутко разгневалась и уже готова была разразиться возмущенной тирадой, но вдруг припомнила о своей молчаливой договоренности с Кассандром. Разве сможет она повлиять на что-либо, таскаясь под постоянным приглядом за войском? Зато здесь, когда все соглядатаи отправятся на войну, у нее будут развязаны руки…