Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

Птолемей не озлобился, видя восходящую звезду Гефестиона. Будь новый друг взрослее, столкновение стало бы неизбежным, но положение Птолемея как старшего брата осталось неизменным. Все еще не женатый, он успел несколько раз стать отцом; Птолемей ощущал ответственность за свое разрозненное побочное потомство, и новое чувство начинало затмевать его дружбу с Александром. Мир юной, окрашенной чувственностью дружбы был для него неведомой страной; со времен отрочества его влекли к себе женщины. Гефестион ничего у него не отнял, просто Птолемей перестал быть первым. Считая это не главной из человеческих потерь, Птолемей не воспринимал Гефестиона более серьезно, чем следовало. Без сомнения, мальчики это перерастут – Александр и сейчас старался гасить вспыльчивость Гефестиона.

Все видели, что вдвоем они никогда не ссорятся – одна душа в двух телах, как определил это софист, – но сам по себе Гефестион бывал сварливым и неуживчивым.

Этому существовало оправдание. Миеза, святилище нимф, представляла собой и убежище от двора с его водоворотом новостей, событий, интриг. Ученики жили лишь идеями и друг другом. Их умы зрели, понуждаемые к ежедневной работе, но об их телах, которые также взрослели, говорилось гораздо меньше. В Пелле Гефестион жил в облаке неясных зарождающихся томлений. Теперь, утратив первоначальную смутность, чувства превратились в желания.

Истинные друзья делят все, но жизнь Гефестиона кипела недомолвками. Александру нравилось получать доказательства любви, даже если он в ней не сомневался, поэтому он с радостью принимал ласки Гефестиона и платил другу тем же. Гефестион же ни разу не отважился на большее.

Если человек со столь живым умом не торопился его понять, значит он этого просто не хотел. Александр любил одаривать друзей, но не мог предложить того, чего у него не было. Заставить Александра понять это – значит потерять его. Умом Александр, может, и простит; душой – никогда.

И все же, думал Гефестион, временами можно поклясться, что… Но сейчас нельзя торопить Александра, у него и так достаточно волнений.

Каждый день отроки занимались формальной логикой. Царь запретил тратить время на дискуссии, игру софизмов – эристику[51], да и сам философ недолюбливал эту науку, которую Сократ определил как искусство превращать дурное в хорошее. Но ум должен быть натренирован, чтобы различать ложный аргумент, спорное положение, неверную аналогию или плохо поданную посылку. Любая наука основывается на умении вычленить взаимоисключающие принципы. Александру логика давалась без труда. Гефестион держал свои сомнения при себе. Он один знал тайну: когда и веришь, и не веришь в две разные вещи одновременно, выбор совершить невозможно. Ночью (они спали в одной комнате) Гефестион мог видеть, как Александр лежит на своей постели с открытыми глазами, залитый лунным светом, и борется с двойственностью собственной природы.

Покой Александра частенько нарушался. Раз шесть в месяц являлся посыльный от матери, привозя в подарок то сладкие фиги, то шлем или пару узорных сандалий (последние оказались слишком малы, Александр быстро рос) и непременно – толстый свиток, завязанный и запечатанный.

Гефестион знал содержание этих писем. Он читал их. Александр сказал, что истинные друзья делят все. Он не пытался скрыть, что нуждается в друге, разделившем бы с ним и эту заботу. Сидя на краю постели Александра или в одной из садовых беседок, приобняв друга, чтобы удобнее было читать через плечо, Гефестион пугался собственного гнева и покрепче прикусывал язык.

Письма сочились секретами, злословием и интригами. Желая узнать новости о войнах отца, Александр был вынужден расспрашивать гонца. Антипатр снова остался наместником в Пелле, пока Филипп вел кампанию в Херсонесе. Олимпиада полагала, что управлять государством должна она, – царский полководец пусть командует гарнизоном. Антипатр всегда играл против нее, он был ставленником Филиппа, он плел заговоры, он пытался помешать возвышению Александра. Царица всегда приказывала гонцу дождаться ответа, и Александру хватало дела на целый день. Если он тепло отзовется об Антипатре, письмо вернется назад, полное упреков; если он признает справедливым ее обвинения, Олимпиада – он слишком хорошо это знал – не посчитает зазорным показать его письмо Антипатру при очередной ссоре. Наконец наступил тот неизбежный день, когда Олимпиада узнала, что царь взял новую жену.

Письмо царицы ужасало. Гефестион поразился, почти испугался, когда Александр позволил ему прочесть послание. В середине он прервался и хотел отложить свиток, но Александр остановил его и сказал:

– Читай дальше.

Так человек, страдающий хронической болезнью, чувствует знакомый приступ боли.

– Я должен поехать к ней.

Гефестион коснулся руки Александра. Она была ледяной.

– Но что ты сможешь сделать?

– Я должен быть там. Я вернусь завтра или днем позже, – сказал Александр.

– Я с тобой.

– Нет, ты можешь вспылить, и мы повздорим. Мне и без того хватает забот.