Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры

– У Аттала есть дом и в Пелле, – возразил Птолемей.

– Это было здесь. Я услышал об этом в двенадцать лет. Я был на дворцовой конюшне, в одном из стойл, меня не заметили; конюхи Аттала рассказывали нашим. Мать рассказала мне то же самое, годы спустя. Я не стал ей говорить, что уже все знаю. Это случилось здесь.

– Все было так давно. Шесть лет прошло, – напомнил Птолемей.

– Ты думаешь, кто-то забудет такое и через шестьдесят? – нахмурился Александр.

– В конце концов, Павсаний на службе, он не обязан чувствовать себя гостем.

– Его нужно было освободить от этой службы. Отец должен был ему помочь.

– Да, – сказал Птолемей медленно. – Да, жаль… Знаешь, я не вспомнил, о чем речь, пока ты не заговорил, а я не так занят делами, как царь.

Букефал, чувствуя, как оцепенел его всадник, всхрапнул и встряхнул лоснящейся гривой.

– Об этом я не подумал! Есть нечто, о чем можно напомнить и царю! Пармениону следовало это сделать, они с отцом росли вместе. Но возможно, Парменион и сам забыл о том, что случилось.

– Это только на одну ночь… Я думаю, если все устроилось хорошо, Таис уже продала дом. Ты должен ее повидать. Подожди, вот услышишь, как она поет!

Александр вернулся к Гефестиону. Друзья ехали молча, пока вдали не замаячили стены крепости, сложенные из тесаных камней, зловещее напоминание о годах беззакония. От ворот отделилась группа всадников, спешивших с приветствием.

– Если Павсаний будет не в духе, не ссорься с ним, – предупредил Александр.

– Да. Я знаю, – кивнул Гефестион.

– Даже цари не имеют права причинять людям зло и после забывать об этом, – сказал Александр.

– Я не думаю, – ответил Гефестион, поразмыслив, – что Филипп забыл. Тебе нужно вспомнить, сколько кровавых распрей прекратил он за свое царствование. Подумай о Фессалии, о Линкестиде. Мой отец говорит, когда Пердикка умер, в Македонии не нашлось дома или племени, не вовлеченных хотя бы в одну кровную месть. Ты знаешь, я должен был бы мстить Леоннату, его прадед убил моего, я, наверное, говорил тебе об этом. Царь часто приглашал наших отцов на ужин вместе, чтобы убедиться, что все в порядке; теперь они и не вспоминают о вражде.

– Но это была старая семейная вражда, не их личная неприязнь.

– Таков удел царя, Павсаний должен это знать. Царь гасит вражду.

И действительно, когда они добрались до крепости, Павсаний исполнял свои обязанности, как обычно. Его делом было охранять двери, пока царь пировал, а не сидеть с гостями. Еду ему принесут позднее.

О свите царя и о лошадях радушно позаботились, самого его, вместе с сыном и несколькими избранными друзьями, ввели в парадные покои. Грубо выстроенная крепость была чуть моложе замка в Эгии – старого, как сама Македония. Атталиды считались древним кланом. Комнаты отличались изысканным убранством: мягкие персидские ткани, резная мебель с инкрустацией. Как высший знак внимания, к гостю вышли женщины, чтобы быть представленными ему и предложить сласти.

Александр заинтересовался изображением персидского лучника на гобелене. Внезапно он услышал голос Филиппа:

– Я и не знал, Аттал, что у тебя есть еще одна дочь.

– У меня ее и не было, царь, до недавнего времени. Боги, взявшие у нас моего брата, даровали ее нам. Это Эвридика, дитя бедняги Биона.

– В самом деле бедняга, – сказал Филипп. – Вырастить такую красавицу и умереть накануне ее свадьбы!

– Мы еще не думали об этом, – сказал Аттал просто. – Мы слишком довольны нашей новой дочерью, чтобы так скоро с ней расстаться.

При первых звуках голоса отца Александр резко обернулся, как сторожевой пес, услышавший крадущиеся шаги вора. Девушка стояла перед Филиппом, держа в правой руке чашу полированного серебра. Царь взял Эвридику за свободную руку, как мог бы это сделать кто-то из родственников, и теперь отпустил, возможно, потому, что увидел, как она зарделась. В облике девушки проступали фамильные черты Аттала, но все его изъяны обратились в ее достоинства: впалые щеки – в нежные ямочки под тонкими скулами, соломенные волосы – в золотые; его худоба – в ее тонкость и гибкость. Филипп сказал несколько слов в похвалу ее умершему отцу, она слегка поклонилась царю, встретилась с ним взглядом и опустила глаза, подходя со своей чашей к Александру. На губах Эвридики угасала мягкая нежная улыбка.

Назавтра – отъезд был отложен до полудня – Аттал сообщил, что этот день посвящен местным нимфам, в честь которых дадут пир и будут петь женщины. Девушки пришли со своими венками; голос Эвридики был по-детски высоким, но верным. Гости попробовали и похвалили прозрачную воду источника нимф.

Когда гости наконец отправились в путь, полдневный жар еще не схлынул. Через несколько миль Павсаний отделился от отряда. Видя, что он спускается к ручью, один из товарищей окликнул стража, советуя подождать милю-другую до того места, где вода станет чище: здесь ее замутил скот. Павсаний сделал вид, что не услышал, зачерпнул в сложенные ковшом руки воды и жадно напился. Все время, проведенное в доме Аттала, он не пил и не ел.