Небесные огни. Часть вторая

За большим, широким окном заведения по главному проспекту столицы в обе стороны шло оживленное движение. Степенно следовали запряженные четверкой лошадей экипажи. Проворно обгоняли их пролетки и быстроходные ландо. Иногда неторопливо проезжала конка.

– Вы принесли мне обещанное? – поинтересовался он у молодого мужчины.

– Конечно, Яков Карлович, – подтвердил Финн-Енотаевский с набитым ртом и сразу спросил. – Деньги при вас?

– Покажите сначала рукопись.

Публицист подал Штерну толстую картонную папку с завязками. Раскрыв ее, Яков Карлович долго перекладывал машинописные листы с местами вписанными от руки чернилами химическими формулами и уравнениями, отдельные листы ватмана с конструкционными схемами аппарата.

Александр Юльевич нетерпеливо открыл под столом протянутый наконец ему немецким натуралистом саквояж. Внутри оказались перетянутые бечевой пачки казначейских билетов.

– Позвольте, дайте хотя бы половину банкнотами или червонцами! – толком не прожевав, возмутился молодой человек.

– Полно, голубчик, я и так пошел вам навстречу. Ввергли меня в большие расходы, еще неизвестно, купят ли у меня папку. Да и не стоит она столько, переплатил я по доброте душевной, – возразил Яков Карлович и спросил так безмятежно. – А что, вдова то Филиппова не хватится трудов покойного? Вы ведь на время папку взяли или как?

– Скажу, со страху сжег рукопись, с перепугу даже. Там ведь сейчас допрос по всей форме охранное отделение учиняет, не полиция, нет-с. Говорят, покойный с бомбистами, душегубами царскими дружбу водил, просвещал их химией, – в рассуждениях наскоро закончив пересчет наличности сразу повеселел Финн-Енотаевский¹¹. – А вон как обнаружат чины сей труд у вдовы, что скажут потом?

– Получите за хлопоты, милейший, – окликнул прислугу Яков Карлович, рассчитавшись и дав хорошие чаевые.

После встречи с сотрудником «Научного обозрения» Штерн проследовал на Михайловскую улицу в сторону площади Исскуств, где зашел к приказчику сделать на гектографе¹² копию рукописи, Затем в доходном доме Рогова он посетил остановившегося там проездом представителя американского банка «J. P. Morgan & Co.», уезжавшего вечерним поездом в Ригу и далее пароходом в Нью-Йорк, передав тому папку с работами Филиппова.

Впоследствии среди петербуржцев стала ходить еще одна версия смерти Филиппова, согласно которой убивцем самобытного изобретателя с пацифистским уклоном был некий полусумасшедший Яков Грилюк, студент-естественник Петербургского университета. Уговорить Грилюка охранке при помощи небольшой толики денег не составило большого труда, тем более что означенный субъект не вполне адекватно воспринимал окружавшую его действительность. Арестованный позже охранкой, он к тому же был неизлечимо болен открытой формой туберкулеза, от чего и помер вскорости в тюремном лазарете.

Спустя два года начальник охранного отделения Санкт-Петербурга полковник Кременецкий был вынужден освободить должность в связи с убийством в 1905 году дяди царя Николая II, великого князя Сергея Александровича, разорванного на куски бомбой революционера Каляева, и ввиду ставших известными подлогов Кременецкого по организации последним фальшивых типографий социалистов с последующим их раскрытием.

* * *

Российская империя

Санкт-Петербург

Слоновая улица

июнь 1903 года

– Здесь останови, любезный! – окликнул лихача сидевший в пролетке Финн-Енотаевский, протянув тому рубль серебром. – Возьми за труды. Подожди меня здесь, еще столько же получишь.

– Стой, холера! – кучер осадил кобылку с норовом. – Благодарствую, барин!

Сотрудник столичного журнала «Научное обозрение» вылез из коляски на бордюр тротуара и немного пройдя в переулок вальяжно зашел в номера, расположенные рядом со Слоновой улицей. В глубине просторного помещения, отделанного темными породами дерева с настенными канделябрами и заставленного кадками с тропическими растениями, находилась дубовая стойка с ключами.

– Что будет угодно? – благожелательно поинтересовался у вошедшего лощеный крепкий малый в пикейном жилете с шелковым галстуком-бабочкой и набриолиненными волосами.

– Меня ждут. Я к господину Штерну, – произнес Финн-Енотаевский.

– Пожалуйста. Четвертый этаж, сорок пятый номер, – сообщил ему малый и указал на широкую лестницу сбоку от стойки, ведущую наверх.

Сотрудник журнала легко поднялся на нужный этаж и пройдя по коридору постучал в одну из дверей.

– Открыто, – послышалось изнутри.

Молодой человек толкнул дверь и вошел в богато меблированную комнату, где на широком кожаном диване перед низким столиком сидел в вольной позе, закинув ногу на ногу, известный натуралист Штерн Яков Карлович собственной персоной.

– А, Александр Юльевич! Пришли-таки! – воскликнул он улыбаясь. – И правильно сделали. Делу время, потехе час. Я вас сейчас хорошим бургундским побалую, из Франции вчера пару ящиков привезли с оказией. А потом мамзелей снизу позовем. Говорят, шаловницы каких нет, французскую любовь жалуют.