Солдаты Милоха, одетые в формы цвета коры, и его собственные, носящие кто - свинцовые военные мундиры, кто - холщовые грязные рубахи под серыми же кольчугами, - полотна не интересовали. Подобных цветов полно, а вот насыщенных синих или красных в черном лесу перед светлой же поляной, да в представленном масштабе...
- Краски! Краски!..
Рагон, наконец, услышал, мгновенно сориентировался. Вскочил на какой-то ящик: "Снять форму!", - сам диким зверем выдрался из капкана нагрудника, содрал с себя одежду. Следуя его примеру, солдаты принялись оголяться. Твари стали радостно примерять обновки, вдавливали в себя. Еще два полотна оказались охвачены пламенем. Выше всех беспомощно метался одинокий холст. Он был до отказа заполнен: изображал трех солдат, кусок доспеха, узор с красной формы, длинный язычок флага. Ни на что другое места бы уже не хватило, оттого носился, бессильно щелкая клювом.
Основной накал стихал. Тварей, клюнувших на наживку, жгли и рубили, некоторые успевали скрыться в лесу. Хард опустил чужой меч, развернулся, замер: низко стелясь по земле, гигантское полотно неслось к палатке. К королевской палатке, накрытой зеленым тентом, под которым прятался одетый в темно-фиолетовый шелк принц. Из тента высунулась голова прислужника, нашла взглядом перекошенное лицо Харда. Тварь он не видел, - та струилась к нему боком, - облегченно обернулся назад, сказал что-то вглубь. Хард мчался, наступая на мертвых, на ходу занося оружие, а холст уже встал на дыбы перед растерявшимся мальчишкой, раскинулся вширь, наклонился, будто поцеловать. Тот инстинктивно отступил, истерично взмахнул кинжалом. Холст ласково пожал вытянутую руку, раздался дикий крик. Хард с разбегу разделил полотно, принялся исступленно его кромсать на мелкие клочья. Лишь когда тварь безвольно позволила втоптать себя в землю, с глаз Харда спáла пелена.
Выл мальчишка, раскачиваясь на коленях и прижимая к себе культю. Наследник на грани обморока пытался его перевязать. По всему разгромленному лагерю разожгли костры, солдаты стояли со злыми факелами в руках, напряженно качали ими в воздухе - не покажется ли где отсвет, ни займутся ли невидимые волокна. Ступается мягко, проход устлан слоем ковров из человеческих оболочек. В людских рядах - огромные прорехи, на холст перешла треть обозов, крупной дрожью тряслись привязанные, не сумевшие сбежать лошади. Стонали раненые, кому-то отхватило нос, кого-то огладили по подбородку, иные лишились руки или ноги. Больше всего пострадали облаченные в яркое: солдаты Его Величества и солдаты советника Самааха. Хард быстро проверил своих, потрепанных, напуганных, отправился искать командиров.
Оставшуюся часть ночи ухаживали за ранеными, наводили в разгромленном лагере порядок, патрулировали небо. Твари больше не появлялись, но и далеко не отходили: затаились между черными стволами, зачарованно смотрели на огонь. В ставке Рагон метал молнии, сурово хмурился, подсчитывая потери - около четырех сотен человек. Невольно Хард подумал - остаться решил Рагон, на нем ответственность. Но Рагон себя ответственным не считал, от боя отошел быстро, легко вернул самообладание, в то время, как Хард просто кипел.
- Милоха нет, - устало сказал Круг, - никто не видел, как он исчез.
- Если бы мы не останавливались... - выдавил Хард.
- Они напали бы на нас в пути, - отозвался Круг, - и неизвестно, сумел бы тогда хоть кто-нибудь выжить. Как Его Высочество?
- В порядке. Тот мальчишка, Арг, тварь напала на него.
Харда отловили, призвали к ответу.
- Это что же получается, господин? - тщедушный крестьянин с большими глазами требовательно уставился на Харда. - Мы еще половины пути не прошли, а скольких потеряли. Разве это правильно?
- Я не говорю, что это правильно, но походы всегда сопряжены с риском. Нам нельзя останавливаться, нужно идти только вперед. Готовьтесь, скоро выходим.
- Вам легко говорить. Если погибнете вы, ваш отец погорюет, сестра поплачет, и ничего у них не изменится. Как жили во дворце, так и будут, как потребляли медовики, так и будут, - вмешался другой, - а что делать матушке Онуха? Он у нее один работал, а теперь нет его, сожрали. Ката ждет его баба с пузом, шесть малых у него. Горох с утра до вечера в поле, сын у него помер, он две семьи держал, свою и сына. Карот в ткацкой надрывался, обмерял господ, а дети его в обносках. Гарукат перебивался...
- Всегда будут убитые! - разгневался Хард. - И всегда будут те, кто ждет их дома! Вы здесь не единственные, кто идет на жертвы!
Поднялся гам. На Харда наседали, говорили сразу одновременно, сыпали мертвыми именами и обвинениями, отказывались идти дальше. Хард готов был уже применить силу, когда в баталию вмешались.
- Родным каждого погибшего будет выплачиваться ежегодная пенсия в размере десяти сребряков, я лично прослежу за этим.
Хард недоуменно уставился на принца: никогда еще он не слышал у наследника такого твердого голоса. Гвалт мгновенно стих, пахари неловко топтались на месте, не зная, то ли лоб расшибать, то ли огрызаться в неверии.