Радостные и веселые, вернулись мы с индийской подругой в автобус, она — поступью молодого, а я — зрелых лет слона. Лёня стал рассказывать, как он в багажном отделении автобуса из нашей сумки с ботинками хотел достать свою соломенную шапку — надеть поверх платка, чтобы сохранить в тепле голову.
— Так эти индийцы такие бдительные, — он говорит, — сто раз билеты у меня проверили, потребовали жетон на багаж, паспорт и тщательно лицо сверяли с фотографией.
Наини Тал отплыл, как многопалубный корабль в открытый океан, мы снова погрузились во тьму, на длинной лавке в кабине водителя задымили гашишем японцы.
Мы с Лёней задремали и не заметили, как пролетела ночь, хотя еще не рассвело, какая-то суета началась на автовокзале, мы выбрались из автобуса, разминая онемевшие члены.
Лёня на прощанье обнял японцев и сказал:
— Ну, что? Встретимся весной в Харакане? Человек не может, если хоть раз побывал в Индии, — он хочет туда вернуться. Как в Сибирь. Он не может уже не поехать опять в Сибирь. Или на Урал!..
И вдруг запел:
— «Если вы не бывали в Пенджабе, приглашаем вас в гости и ждем…»
— Шабаш![18]
— ответили ему эти двое приветливых накурившихся японских парней.Лёня сунулся в багажное отделение — забрать сумку с ботинками, но, оказывается, эту сумку у нас украли. Кто? Когда? При каких обстоятельствах? Ничего не известно.
Обескураженные, мы наняли моторикшу и попросили нас отвезти в какую-нибудь недорогую гостиницу.
— Это две мистические страны — Индия и Россия, неподвластные логике, — размышлял бедный Лёня, вмиг лишившийся дорогих кожаных кроссовок. — Тут они чистят с утра до вечера, моют, подметают — грязь стоит везде, вонь невообразимая! Здесь они сторожат из последних сил, сохраняют бдительность — тут же у нас уперли ботинки, никто и глазом не моргнул… Поэтому наши две страны так дружат, — заключил он.
Мы проснулись от пенья труб и барабанного боя, когда уже начало смеркаться, до того нас уморила ночная дорога.
Окошко нашей гостиницы глядело в колодец безлюдного двора, но вдруг в щели между стенками домов проплыл хобот, потом огромное серое ухо, внушительная нога, затем туловище, похожее на аэростат, опять нога и хвост. Из чего мы сделали вывод, что по городу, прямо по проезжей части дороги шагает слон!
Мы выскочили на улицу — улица усыпана цветами, дома украшены зонтиками, флагами и флюгерами. Толпы народа стоят на обочине и, пританцовывая, наблюдают праздничное шествие: впереди идут музыканты с царскими барабанами, тазами, литаврами, трубами и колокольчиками, едут колесницы, запряженные быками, следом ведут прирученных тигров, львов, пантер, буйволов, а в больших четырехколесных повозках движутся целые деревья с ветвями и листвой, и с ветки на ветку, как жар горя, перелетают ослепительно разноцветные ручные птицы.
Посреди этого великолепия в окружении сверкающей свиты несколько чернокожих индусов несли в паланкине кого-то из древних мифологических царей. Сиденье царского паланкина устлано дорогими коврами, тигровыми шкурами, расшитыми подушками. Для пущего блеска, поди, из Делийского национального музея, вытащили богатую царскую утварь: золотые сосуды, котлы и чаши, столы, кресла, умывальницы из индийской меди… Все экспонаты усыпаны драгоценными камнями — смарагдами, бериллами и рубинами.
Пехота впереди, царь со свитой посередине, конница по бокам, а дальше — о боги! — идут слоны в серебряной сбруе, с накинутыми на спины, щедро расшитыми золотом, сияющими чепраками. У каждого слона восседает на шее вожатый корнак с босыми пятками, а рядом на своих двоих шагает слуга, который беседует со слоном, увещевает его вести себя смирно, не шалить, не воровать ничего мимоходом в лавках, обещая ему по возвращении сочных свежих листьев. Если слон не желает прислушиваться к словам и бузит, его завораживают ритмическим напевом под звуки бубнов.
Помню, когда-то меня поразил рассказ о том, как слоны переправляются через реку. Войдя в воду, они продолжают ступать по дну реки, погружаясь в нее, пока целиком не очутятся под водой. Только торчит из воды кончик носа. Вожатый отдельно плывет над слоном, но держит в руке веревку, привязанную к хоботу. Если река слишком глубока, слоны оставляют дно и продолжают путь вплавь. Причем поднимаются не выше, чем требует того длина хобота!
На первом слоне, удобно устроившись
Географ Страбон рассказывает случаи, когда слон мужественно выносил из сражения истекающих кровью вожатых или, рискуя жизнью, прикрывал воинов, когда те ползли по-пластунски между его передними ногами навстречу врагу.