Небесный артефактор

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией… Дурак? Полный. Хорошо ещё, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского "сиденья в Китеже" ещё на три месяца, всё же пошёл навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище… хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения, уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город, мне бы ни за что не удалось. Тем более, что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алёны, вообще, знали лишь двое. Дядька Мирон и контр-адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов "заочников". О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу.

Один плюс, увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алёны крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил мне форменный допрос на тему учёбы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался, и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом "ките". В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажёр его дочери такое же "воздухоплавающее", как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алёны… м-да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто-кто, а она точно знает, каково это, быть женой "китового". Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом… и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алёны заметно охладела к одному "тихому и скромному юноше". Впрочем, ненадолго.

Узнав, что я не собираюсь идти в "дальники" и меня вполне устраивают каботажные "селёдки", с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, но холодок между нами вроде бы пропал…

— Значит, на "китах" служить не желаешь, а? — поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. — А почему?

— М-м… Карьера, — ответил я. — У "китовода" есть три возможности, либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старшины до капитана, либо идти в военный флот, на тех же условиях, либо нужно родиться в семье владеющей "китами", в последнем случае, время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с "китом" в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент, к окончанию учёбы у меня точно будет.

— Хочешь всё и сразу, а? — усмехнулся в пышные усы отец Алёны.

— Зачем же, сразу? — открестился я. — До окончания учёбы, похожу на "китах", наберу ценз и зарекомендую себя среди "китоводов", с выпуском из училища подам документы на патент… и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

— Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения, — протянул Григорий Алексеевич. — Только… где деньги возьмёшь на покупку дирижабля?

— А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что, дело за малым. Капитаном и экипажем, — улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

— Шустрый, — с непонятной интонацией проговорил отец Алёны, окинув меня странным взглядом. Мать с дочерью переглянулись. — Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Господин Трефилов решил, что новый знакомый его дочери, просто очередной выскочка с тугим кошельком.

— У меня нет родителей, — сухо отрезал я. — Они погибли несколько лет назад.

— Извини, — чуть помолчав, произнёс мой собеседник.

— Ничего страшного, я с этим уже свыкся.

Разговор сошёл на нет и в комнате повисла тяжёлая тишина. Правда, через минуту, огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Алёной тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

— Идите-идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе, — мать Алёны сходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.