Небесный берег

Чья она была, Эверлинг не понимал. Он рассматривал корешки книг в шкафу, сделанном из того же дерева, что и стол. Названия сказок ему ни о чем не говорили, он никогда их не читал. В детском доме чванливые учительницы обучали грамоте всех, вот только любовь к учебе вызвать не смогли. Постоянные крики и унижения не способствовали ни хорошей учебе, ни взаимоуважению, ни пониманию между детьми и учителями.

Первая попавшаяся книга оказалась историей о девочке, оказавшейся в неведомом, сказочном мире. На обложке он заметил пьющих чай мышей, зайца с часами и странного молодого человека с огромной шляпой. Эверлинг открыл книгу и начал листать, наткнулся на иллюстрацию, на которой девочка с блондинистыми волосами стояла напротив дерева, где на ветке лежал огромный улыбающийся кот. Картинка вызывала у Эверлинга странные чувства: понимая, что это детская сказка, он почему-то злился и хотел вырвать страницу, скомкать ее и выбросить.

Он вспомнил, как однажды учительница влепила ему пощечину, когда на уроке маленький Эверлинг сказал, что считает систему несправедливой и абсурдной. После уроков она высекла его, заявив, что он не имеет права так думать.

– Линг?

Эверлинг быстро захлопнул книгу и обернулся. На пороге стояла Эванжелина, немного удивленная и взлохмаченная. С момента, как они ворвались в дом ее отца, прошло уже около часа, все успокоились, но напряжение витало в воздухе напоминанием, что им нельзя долго оставаться в доме мистера Фрейра.

– Чья это комната? – не подумав, ляпнул Эверлинг то, что крутилось на языке.

Эванжелина словно оцепенела, но быстро пришла в себя, зашла внутрь и тихо закрыла за собой дверь.

– Это комната – точная копия моей детской из нашего дома, когда мы жили все вместе… Эти книги – мои. И вон та игрушка на кровати, видишь?

Эверлинг только сейчас заметил огромную плюшевую птицу. Она чем-то напоминала ту, которую он ей подарил. Эверлинг улыбнулся. От глаз Эванжелины не укрылась доброта в его улыбке, впервые проявившаяся за долгое время. Она верила, что в нем доброты намного больше, чем он показывал, и потому эти секунды оказались для нее бесценными. Она плавно подошла к кровати, и Эверлинг подметил, что Эванжелина идеально вписывается в антураж не только этой спальни, но и всего дома. Это было ее место: среди аристократов, под одной крышей с отцом, у которого денег было больше, чем Эверлинг мог сосчитать.

Она взяла игрушку, обняла ее, а потом кинула ему. Он поймал, вгляделся в глаза-пуговицы. Эванжелина уловила в его взгляде несвойственную до этого грусть.

Им всем было больно – Эванжелина знала это. Болело у каждого по-разному – Эванжелина знала и это. Но боль Эверлинга всегда выражалась в злости, неконтролируемой агрессии, ударах на арене, зачастую смертельных, напоминала бурную реку. Сейчас его боль изменилась, словно остановилась из-за выстроенной плотины, застыла льдом.

Она приблизилась к Эверлингу, аккуратно, ненавязчиво забрала у него игрушку и положила на стол.

– Линг? – шепнула Эванжелина.

Эверлинг ее обнял.

Эванжелина никогда точно не могла сказать, на что похожи их отношения. Они любили друг друга, но не так, как любят муж и жена. Они не были родственниками, но считали друг друга семьей. Они всегда защищали друг друга, хотя прекрасно знали, что каждый может постоять за себя.

Эванжелина обняла его в ответ. Эверлинг прижал ее к себе так крепко, как мог. И уткнулся носом в ее волосы.

Она погладила его по спине. Открыла рот, чтобы что-то сказать, но не сказала. Иногда тишины достаточно, чтобы быть услышанным.

Каждое его прикосновение к ней молило о помощи. Каждое ее прикосновение к нему говорило о надежде.

Он хотел признаться, что больше не справляется. Она опередила его:

– Мы со всем справимся. Вместе. Ты не должен преодолевать это в одиночку. Я рядом. Джей и Джо рядом. Гер тоже всегда рядом.

Эверлинг неохотно отстранился от нее, отвернулся, задержал внимание на игрушке и уже направился к выходу, когда вновь зазвучавший голос Эванжелины заставил его остановиться:

– Линг, не будь к нему слишком строг. Он заслужил хотя бы немного уважения и понимания от тебя.

Говорить о Герсии с Эванжелиной хотелось меньше всего. Он бы с радостью сделал вид, что попросту не услышал ее слов, но Эверлинг никогда не позволял себе обижать Эванжелину.

Он молча смотрел на нее исподлобья.

– Ты прощаешь Джо и Джея за любые проделки, спускаешь с рук мне любые глупости. А на Гере срываешься, что бы он ни делал, что бы ни говорил. Он не заслужил твоей злости, Линг. Во всяком случае, не больше, чем все мы.

У Эверлинга нашлось бы много слов, много ответов и еще больше объяснений, если бы только он захотел продолжить этот разговор, если бы только между ребер не щемило и не кололо. Если бы только он мог себе позволить секунду слабости.

– Фельдмаршал Веласкес, – послышался голос майора Золина из передатчика.