Комитет по делам колоний вложил огромные средства в проект по созданию атмосферы, сделав планету пригодной для жизни. Инвестиции возвращались в виде обрабатываемой колонистами земли, и рано или поздно должен был наступить день, когда комитет станет обладателем тысяч акров превосходных сельскохозяйственных земель, которые он затем сможет продавать на Земле последующим поселенцам. Тем, кто хотел эмигрировать с Земли, предстояло платить за это право, и немало. Такие, как мы, просто не могли бы себе этого позволить.
К тому времени, хотя Ганимед и был бы закрыт для свободной иммиграции, на Каллисто уже появилась бы атмосфера, и первопроходцы могли отправиться туда, начав все сначала. Банкиры называют подобное «самоокупаемостью», имея в виду первоначальные инвестиции с Земли.
Но на самом деле все получилось иначе. Когда мы высадились на Ганимеде, там было лишь около тридцати тысяч человек, и планировалось принимать примерно по пятьсот иммигрантов за земной год – именно столько могли перевезти все корабли старого типа. Не стоит забывать, что кораблям на ядерном реакторе требовалось на полет туда и обратно пять с лишним лет, так что для доставки подобного количества людей за год была необходима целая флотилия.
Потом «Звездный скиталец-2» переименовали в «Мэйфлауэр» и передали его Комитету по делам колоний, после чего им на голову свалилось сразу шесть тысяч человек. Мы оказались столь же долгожданными гостями, как и внезапно явившийся ночной визитер в семью больного.
Колонисты в течение целого земного года знали о нашем прибытии, но возможности возразить у них не было. Хотя с Земли можно было отправить сообщение на Ганимед в любой момент, если только на пути не оказывалось Солнце, самое лучшее радио, которым могла похвастаться колония, требовало ретранслятора на Марсе, работавшего лишь тогда, когда Марс находился ближе всего к Юпитеру, что, увы, было отнюдь не так.
Должен признать, что для нас сделали все возможное. Еда имелась в избытке, и удалось организовать спальные места. Пункт приема иммигрантов ранее был разделен на семейные номера; пришлось снять переборки и использовать их для изготовления коек, на которых разместили нас. Перенеся в другое место городской совет, его здание превратили в столовую и кухню. Мы были укрыты от непогоды и хорошо накормлены, хотя нам и приходилось тесниться точно так же, как и на «Мэйфлауэре».
Возможно, вы спросите: почему, имея в распоряжении год, для нас не построили новые здания? Что ж, мы задали тот же вопрос, причем достаточно требовательно, – и ответ нас крайне огорчил.
Новые здания не построили потому, что просто не могли. До прибытия землян на Ганимеде не было ничего, кроме голого камня и льда. Естественно, все об этом знают – но знает ли каждый, что это означает? Я точно не знал.
Здесь не было ни древесины, ни листового металла, ни изоляции, ни проводов, ни стекла, ни труб. Поселенцы в Северной Америке строили хижины из бревен – но и бревен тут тоже не было.
Большие гидропонные ангары, пункт приема и несколько других общественных зданий возвели из материалов, доставленных с находившейся на расстоянии в полмиллиарда миль Земли. Остальную часть Леды и все дома поселенцев сооружали тяжким трудом из местного камня. Для нас сделали все, что могли, – с учетом того, что имелось в их распоряжении.
Вот только мы этого не оценили.
Естественно, жаловаться нам вряд ли стоило. Все-таки, как заметил Джордж, первым поселенцам в Калифорнии пришлось голодать, никто не знает, что случилось с колонией Роанок, а участники первых двух экспедиций на Венеру погибли все до единого. Нам же ничто не угрожало.
И даже если нам и приходилось на какое-то время смириться с казарменным образом жизни, нас ждала свободная земля.
Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ждать придется довольно долго. Именно потому Джордж в конце концов сдался и нанялся на работу инженером в управлении. Ближайшая открытая для поселения земля находилась в девяти милях от города, а чтобы она нашлась в достаточном количестве для шести тысяч человек, большинству из них пришлось отправиться за восемнадцать или двадцать миль.
Что такое двадцать миль? Несколько минут в подземке, прыжок вверх-вниз на вертолете – но, братец, приходилось ли тебе проделывать путь в двадцать миль пешком? А потом обратно?
Поселить шесть тысяч человек так далеко от города было невозможно – слишком медленным был процесс. Когда-то первопроходцы отправлялись в путь с ружьем и топором, а поселенцы следовали за ними в запряженных быками фургонах с мебелью и сельскохозяйственными орудиями. Двадцать миль ничего для них не значили.
Но не на Ганимеде.
В колонии имелось два тягача, и еще один доставили на «Мэйфлауэре». Они являлись единственными транспортными средствами на всей планете, предназначавшимися для обслуживания повседневных нужд не только шести тысяч новых поселенцев, но и прибывших ранее тридцати тысяч человек.