Все они были живы, все до единого. От дерева осталась лишь зола в камине. Папа Шульц срубил его, как только отключилась подача энергии и начала падать температура, а потом постепенно скормил его пламени.
Рассказывая нам об этом, папа Шульц показал на почерневшую топку:
– Народ смеялся над очередной глупостью старика Иоганна. Что ж, вряд ли они теперь считают старину Джонни Яблочное Семечко таким уж глупцом!
Он расхохотался и хлопнул отца по спине.
– Но… ваше дерево… – тупо проговорил я.
– Посажу новое – много новых. – Внезапно он посерьезнел. – Но, Вильям, что с твоими отважными маленькими деревцами? Они ведь погибли?
Я ответил, что пока их не видел. Он мрачно кивнул:
– Они погибли от холода. Хуго!
– Да, папа?
– Принеси яблоко.
Хуго выполнил просьбу, и папа Шульц протянул плод мне:
– Посадишь новые семена.
Кивнув, я сунул яблоко в карман.
Шульцы крайне обрадовались, услышав, что все мы целы, хотя мама Шульц сокрушалась насчет сломанной руки Молли. Йо добрался до нашей фермы сквозь метель, обнаружил, что нас нет, и вернулся, отделавшись обмороженными ушами. Сейчас он искал нас в городе.
Но главное, что с ними ничего не случилось. Спаслась даже их скотина – коровы, свиньи, куры и люди вместе жались друг к другу, согреваясь огнем от срубленного дерева.
Когда возобновилась подача энергии, животных вернули в сарай, но в доме до сих пор виднелись следы их присутствия, а также чувствовался запах. Похоже, маму Шульц больше огорчила разруха в ее безупречной гостиной, чем масштабы катастрофы. Вряд ли она понимала, что большинства ее соседей нет в живых. До нее это еще не дошло.
Отец отказался от предложения папы Шульца пойти с нами взглянуть на нашу ферму. Тогда папа Шульц сказал, что встретит нас на тягаче, поскольку он все равно собирался в город, чтобы узнать, чем может помочь. Выпив по кружке крепкого чая мамы Шульц и съев кукурузного хлеба, мы ушли.
Пока мы брели к нашей ферме, я думал о том, как хорошо, что Шульцы остались живы. Я сказал отцу, что это настоящее чудо.
– Не чудо, – он покачал головой. – Они прирожденные выживальщики.
– Кто такие выживальшики? – спросил я.
Отец долго молчал и наконец ответил:
– Выживальщики – те, кто выживает. Пожалуй, иначе и не определишь.
– Но в таком случае мы тоже выживальщики, – сказал я.
– Возможно, – кивнул отец. – По крайней мере, данный удар стихии мы пережили.
Когда я уходил, дом был разрушен. За минувшее время я успел насмотреться на десятки разрушенных домов, но для меня все равно стало потрясением, когда мы поднялись на холм и я увидел, что нашего дома действительно больше нет. Возможно, я ожидал, что какое-то время спустя проснусь в теплой постели и все будет хорошо.
Поля, по крайней мере, никуда не делись – единственное, что можно было о них сказать. Я разгреб снег на полоске земли, которая, как я знал, начинала давать побеги. Растения, естественно, погибли, а земля затвердела. Я почти не сомневался, что не осталось в живых даже земляных червей – их некому было предупредить, чтобы они закопались поглубже.
Погибли, само собой, и мои саженцы.
С подветренной стороны от остатков сарая мы нашли двух прижавшихся друг к другу заледеневших кроликов. Кур мы не обнаружили, кроме одной – нашей самой первой наседки. Она сидела на яйцах, и гнездо ее не пострадало, накрытое куском упавшей крыши сарая. Наседка так и не двинулась с места, и яйца под ней замерзли. Думаю, именно это потрясло меня больше всего.
Я стал всего лишь парнем, у которого когда-то была своя ферма.
Отец какое-то время шарил вокруг дома, затем вернулся к сараю.
– Ну что, Билл? – спросил он.
Я встал:
– Джордж, с меня хватит.
– Тогда вернемся в город. Тягач скоро будет.
– Я о том, что с меня действительно хватит!
– Да, знаю.
Первым делом я заглянул в комнату Пегги, но отец успел забрать все, что можно. Однако мой аккордеон остался на месте, припорошенный снегом из-за сломанной двери. Я смахнул снег и поднял инструмент.
– Оставь его, – сказал отец. – Здесь с ним ничего не сделается, а тебе все равно некуда его положить.
– Вряд ли я когда-либо сюда вернусь, – сказал я.
– Что ж, ладно.
Мы собрали в мешок все найденное отцом, добавили к нему аккордеон, двух кроликов и курицу и вынесли на дорогу. Когда наконец показался тягач, мы забрались в него и отец бросил кроликов и курицу поверх груды собранного добра. У поворота нас ждал папа Шульц.
На обратном пути мы с отцом пытались высмотреть у дороги Мейбл, но так ее и не нашли. Вероятно, ее подобрал кто-то раньше, учитывая близость к городу. Что ж, может, оно и к лучшему – я не каннибал.
Мне удалось немного поспать и поесть, а потом меня отправили с очередной спасательной командой. Жизнь колонии начинала постепенно налаживаться. Те, чьи дома уцелели, вернулись обратно, а остальных разместили в приемном пункте, примерно так же, как и сразу после высадки. Еды, естественно, не хватало, и на Ганимеде ввели нормированное распределение впервые с тех пор, как на нем появились колонисты.