Небесный капитан

— Тебя, Лиза, учили штурмовик в бой вести, — напомнил парторг. — Максимум звено. А мы говорим сейчас об управлении авианосной группой!

— Вот-вот! — кивнула Лиза. — Вы говорите о тактике, а дело с английской эскадрой лежит даже не в области оперативного искусства. Это чистая стратегия! Ну, может быть, еще вкупе с политикой, но уж никак не тактика.

— И какая же глубокая стратегическая идея заложена в твое хамство по отношению к великобританскому адмиралу? — въедливым тоном поинтересовался Хромов.

— Простая, — пожала плечами Лиза. — Я демонстрировала флаг. Англичане, Павел Васильевич, не неприятельская эскадра — поляки там или киевляне, — а враждебно настроенный нейтрал. Чувствуете разницу? Моя задача в этом эпизоде состояла в том, чтобы заставить эвентуального противника либо уйти без боя, потеряв честь, но оставшись «нейтралом», либо атаковать первой, беря на себя ответственность за вступление Себерии в войну с Англией. Поэтому ни бежать, ни атаковать первой я не могла. Уйду в сторону, сорву ключевую операцию фронта. Атакую первой — пусть даже всего лишь собью британского разведчика, — и тогда вина за вступление Англии в войну на стороне Киева ляжет на меня, вернее, на Себерию, потому что мои действия станут казусом бели. По-моему, все предельно ясно!

— Ясно-то ясно, — печально покивал Хромов, — но по сути сплошные отговорки. А все дело в том, Елизавета, что образования тебе не хватает и дисциплины. Ну, и комиссар толковый тебе бы не помешал…

— У нас единоначалие, — напомнила Хромову Лиза.

— Вот-вот! В этом-то все и дело…

* * *

Проснулась, как и следовало ожидать, в холодном поту. Полежала, прислушиваясь к ощущениям, и хотела было спать дальше, но передумала.

«Приснится же такая ересь!»

И в самом деле, что за бред? Какие, на хрен, комиссары? Откуда вдруг снова всплыл парторг Хромов? Где, вообще, тот институт и вся та жизнь, и где теперь находится Лиза, баронесса и кавалерственная дама? Впрочем, она догадалась уже, что сон в руку, и что самое главное не было произнесено вслух, но подразумевалось, потому что голосом парторга с Лизой наверняка говорило ее собственное подсознание. А оно без причины не высказывается.

«Ладно, ладно! Встаю!» — Лиза бросила злой взгляд в иллюминатор, за которым все еще было темно — она проснулась в пятом часу утра, — да вдобавок шел дождь. Как зарядил вчера днем, так и не переставал.

«Роттердам… Осень… Дождь… Вот же непруха!»

Спала Лиза в «пижаме» — в мужских шелковых трусах до колен и хлопчатобумажной футболке. Такое решение напрашивалось и окончательно сформировалось у Лизы в войну. В трусах и футболке можно выскочить по сигналу боевой тревоги из каюты, и не будет стыдно перед господами офицерами и нижними чинами. В такой пижаме можно даже командовать кораблем, не то что в ночной рубашке. Особенно в одной из тех, какие обычно носила Лиза: короткой и полупрозрачной.

Одеваться не стала. Вылезла из кровати, сунула ноги в войлочные боты, служившие ей на борту домашними тапками, и пошла в салон. Включила бра над поставцом, налила себе виски и села в кресло.

«Итак, о чем на самом деле шел разговор?»

Лиза сделала аккуратный глоток, отставила стакан и взяла портсигар.

По-видимому, подсознание было недовольно стилем Лизиного поведения. Ее ухарство, ее непосредственность и импульсивность кое-кому на Флоте даже импонировали, — они видели в этом проявление мужества, решительности и воли, — но немало было и таких, кто связывал Лизину бесшабашность с недостатком дисциплины, если вообще не объяснял ее «фокусы» склонностью к суициду и «напрочь слетевшей крышей». Возможно, все они были правы: и те, и эти. Но очень может быть, что все они на ее счет сильно ошибались. Лиза определенно знала, что блажит только тогда, когда интуиция подсказывает — осторожничать не стоит. И следует отметить, чутье Лизу еще ни разу не подвело. Даже тот вылет на перехват прорвавшихся киевских штурмовиков, за который она — было дело — ругала себя громче всех, и за который ее вполне могли отдать под трибунал, даже этот случай был не так уж однозначен, если разбираться в нем всерьез. Тогда ведь киевляне прорвали периметр, и прикрыть авиаматку могли только истребители. Однако боеготовых машин оказалось до обидного мало, а пилотов и того меньше. В конце концов, может быть, в том бою Лиза и не сбила ни одного противника, но зато склонила чашу весов в пользу себерцев? Все может быть. Тем более что в рубке «Архангельска» оставался ее старпом кавторанг Самсонов, который, известное дело, звезд с неба не хватал — иначе он, а не Лиза, командовал бы группой «Рцы», — однако являлся крепким профессионалом, в том смысле, что знал и любил устав и все делал только по правилам. В тех обстоятельствах большего и не требовалось. Такая вот внезапная мысль.

Лиза тщательно ее обдумала и пришла к выводу, что все на самом деле сделала тогда правильно. Оттого ее за этот фортель и не наказали. Но тогда о чем заговорило с ней ее чертово подсознание?

«Наверное, о Федоре!»