Все вокруг дышало суровым покоем. И вдруг из низких облаков с диким воем на голову старпому стали падать самолеты. На крыльях пикирующих истребителей с черными крестами вспыхивали огоньки — вода вокруг танкера вспенилась от тысяч извергаемых пуль. Матросы бросились к зениткам, установленным на корме и носу танкера, превращенного в боевой корабль. «Советский полярник» яростно огрызался огнем на вьющиеся над ним словно коршуны, немецкие самолеты. Бой разгорался с каждой минутой. Англичане и американцы изо всех сил сдерживали натиск с воздуха, но особой меткостью пока не отличились — старпом видел как загорелись и упали в море только два «Юнкерса», а сколько их еще кружило в небе над конвоем. Линкоры британцев старались во всю, однако силы были не равны. Скоро вокруг развиднелось и стали хорошо различимы немецкие корабли, охватившие полукольцом конвой. Кораблей нацистов было почти вдвое больше, чем кораблей охранения. Особенно среди них выделялся громадный линкор, никогда прежде старпом его не видел и не знал, что бывают на свете такие большие корабли. Еремей Кузнецов даже на секунду залюбовался этой завораживающей громадой. Почему-то корабли нацистов пока не участвовали в открытом бою, а находились поблизости, словно выжидая удобный момент. За них делали черное дело авиация и подлодки. Когда пулеметной очередью прошило капитана, старпом Кузнецов принял командование полуживым танкером на себя. Из команды осталось не более десяти человек. Шестеро матросов управлялось с двумя зенитками, а остальные были ранены, но, сидя на палубе, продолжали палить из автоматов по пикирующим самолетам. Взрыв раздался, когда Кузнецов пробирался на нос, чтобы посмотреть что стало с зениткой, неожиданно замолчавшей после очередного налета «Юнкерса». Сквозь дым он успел рассмотреть распростертые на палубе тела мертвых матросов. Танкер тряхнуло так, что Еремей упал, как подкошенный. Его глаза оказались совсем рядом с остекленевшими глазами одного из мертвых матросов, в которых, казалось, не было никакой смерти — он улыбался чему-то неизвестному. Еремей закрыл ему ладонью глаза и попытался встать. Когда он поднимался, палуба вдруг стала уходить из-под ног. Корма танкера задралась высоко вверх. «Советский полярник» нырнул носом в стальную воду и стал быстро погружаться. Еремей упал вниз, совсем как в детстве с моста, но когда волны сомкнулись над его головой, его уже некому было спасти. На этот раз его судьба совершилась.
Дениц наблюдал за битвой в цейсовский бинокль и не разрешал своим кораблям вступать в бой до тех пор, пока асы Геринга основательно не потреплют конвой союзников, который до сих пор не покинуло охранение. Адмирал счел это странным, но решил не торопиться — пока времени хватало, а аргумент Фюрера не мог не подействовать. Союзники хотели сохранить в глазах общественности хотя бы часть престижа. Второй раунд игры однозначно должен был разворачиваться по германскому сценарию, хотят этого союзники или не хотят. Германские подводники, судя по потерям, которые уже понес конвой, делали свое дело отнюдь не спустя рукава. Особенно адмиралу понравилась дерзкая атака танкера. Капитан подлодки блестяще справился со своей задачей, пройдя сквозь сети охранения, и был достоен высшей награды рейха. Дениц приказал сделать об этом необходимые записи в походном журнале. Скоро туман опять начал сгущаться и снова скрыл корабли адмирала от глаз дозорных охранения. Так прошла тревожная ночь. Всю ночь Дениц не смог сомкнуть глаз и играл со своими офицерами в карты. За игрой адмирал незаметно опустошил три бутылки шнапса. Тем не менее, ему ужасно не везло и хотелось всех расстрелять, но делать этого пока было нельзя. Вот когда закончится операция и корабль вернется на базу, вот тогда адмирал лично разберется с теми, кто мог так опрометчиво с ним спорить, а пока даже ему приходилось сдерживать свои душевные порывы. Когда наступил долгожданный рассвет, адмирал даже не стал допивать свою шестую чашечку кофе. Он первым выскочил на мостик и, схватив бинокль (визиров Дениц не признавал), стал обшаривать взглядом волны. Туман рассеялся и то, что он увидел, его несказанно обрадовало. Конвой из русских транспортов со стратегическим грузом был на месте, вытянувшийся в слегка поредевшую цепочку. Но вот довольно сильного охранения союзников, способного причинить кораблям адмирала большой ущерб, не было и в помине. Лишь один линкор сиротливо рассекал волны по правому борту от транспортов конвоя. Дениц решил, что капитан линкора либо перепил со страха, либо у него на корабле неожиданно сломалась рация и он не получил личного приказа Черчилля уходить.
— Ну, что-ж, — сказал адмирал Дениц, потирая руки в предвкушении легкой добычи, — И в том, и в другом случае — тем хуже для него. Кто не спрятался, я не виноват.
И приказал начинать операцию.