Небесный летающий Китай (сборник)

Действительно: смрад сгущался, но так и положено Камамберу, который недостижим.

Наши руки скользнули в карманы в поисках мелочи. Потом сплелись. Мы поднимались все выше и выше, покидая Слои и вступая в Центр. Под нами, все дальше и дальше от нас, сверкало порожнее стекло.

Дети Капитала-Гранта

Полине

1

Видеодвойка, установленная в кабинете главврача, считалась признаком заслуженной зажиточности.

Это был подарок от бухгалтерии ко Дню Медработника.

Такой видеодвойки не было ни у кого, потому что не положено. Хотя если взять ту же бухгалтерию, то бухгалтерия могла позволить себе даже плазменную панель. Существует неписаный кодекс, о котором молчат и который соблюдается во всех тонкостях, коим тонкостям каждый учится на своей шкуре. Профессор может ходить на обход с камертоном – проверять, хорошо ли понятна вибрация левой ляжке, зато простой ординатор – нет. На столе у начмеда лежит иллюстрированная Дюрером Библия с закладками, а у заведующих ее не найдешь. Правда, ею можно обзавестись из желания соответствовать, но только простенькой, без картинок. Дверь, за которой сидит Главная Сестра, украшена художественной табличкой с фамилией, именем и коротеньким отчеством, тогда как Старшие Сестры не могут иметь таких красивых табличек, их имена распечатаны на струйном принтере. И так далее.

На любого, кто посмел бы поставить в свой кабинет видеодвойку, посмотрели бы косо. Насчет наглеца единодушно решили бы, что он либо копает под руководство, либо просто дурак.

Соответственно повышался статус единственной уборщицы, удостоенной доступа в кабинет и права вытереть двойку тряпочкой. Уборщица пребывала в солидных годах, заработала особые полномочия, имела собственный ключ и порыкивала на окружающих.

Надо признать, что Георгий Жорыч Чебуров – так звали главврача – использовал аппаратуру к общему благу и удовольствию. Он записывал все, что казалось ему важным, а потом прокручивал на совещаниях. В основном это были скандальные репортажи о вопиющих просчетах отечественной медицины.

«Киносеанс», – деловито басил Георгий Жорыч, и совещание оживлялось. Всем было приятно посмотреть, как обосрались коллеги; совещание возмущалось, внутренне радуясь, что пистоны вставляют кому-то далекому. Чебуров то и дело отводил глаза от экрана, поджимал губы и строго смотрел на собравшихся. Этими взглядами он подчеркивал профилактический смысл передачи. «Вы такие же идиоты, – читалось во взгляде. – Не приведи вам господь учинить то же самое. Но я-то знаю, что вам просто повезло».

И нынешний день не стал исключением: пятиминутка началась с кино.

Чебуров хищно улыбнулся, снял с полки очередную кассету и со значением потряс ею перед подобравшейся и подтянувшейся аудиторией.

– Сейчас вам будет сюрприз, – пообещал он.

Собрание тревожно переглянулось. Все шло к тому, что обосрался кто-то из присутствующих – мало того, еще и угодил в кадр. Один лишь старенький начмед Кошкин, страдавший паркинсонизмом, мелко тряс головой и выглядел безразличным. Его и так могли уволить в любую секунду, держали из жалости – хотя какая там жалость; его держали козлом отпущения. На него можно было свалить что угодно, и все стекало с него, аки вода с гуся. Он был начмедом по общим вопросам и возвышался над всеми; должность его выдумали специально, чтобы не выгонять.

Но сюрприз и впрямь оказался сюрпризом: на экране возник Губернатор.

Он гнал здоровенную каменюгу, а пара подручных усердно, щетками, растирали перед ним дорожку.

Рядом орудовал глава городского законодательного собрания.

– Если кто не знает, это называется керлинг, – пояснил главврач.

2

Губернатор гонял каменюгу довольно долго. Доктора напряженно следили за его действиями. Они совершенно не понимали смысла этого спортивного состязания – вернее, его значения для себя лично. Гонимый Губернатором булыжник возбуждал в них легкое чувство медицинского сострадания.

С почтением насмотревшись на Губернатора, Георгий Жорыч выключил телевизор.

– Вам отлично известно, насколько популярен во власти разнообразный спорт, – заговорил он теперь уже вкрадчиво.

Кошкин тряс головой, заранее соглашаясь со всем, что будет сказано.

Главная сестра Елизавета Фоминична тоже кивнула, но единократно и отрывисто. Ежов, начмед по терапии, поправил галстук. Мохнатый Гуссейнов, начмед по хирургии, утвердительно кашлянул и повел плечами. Фельдман, заместитель по АХЧ, привычно пригорюнился. Он почуял недоброе.

– Теннис, дзюдо, горные лыжи, – продолжил главврач. – Это стиль. Это, если угодно, выражение лояльности, потому что если глава любит теннис, то все вокруг тоже начинают любить теннис.

Он выдержал паузу.

– А теперь главное, – изрек он мягко. – Нам светят гранты. Капиталы. Состоится тендер.

Фельдман встрепенулся, с него моментально слетела всякая скорбь.

– Вот Генрих Исхакович реагирует правильно, – похвалил его Георгий Жорыч. – Он держит нос по ветру, он оживился. Как по-вашему, кто будет решать вопрос о выделении гранта?

– Губернатор, – догадался Гуссейнов.

Кошкин тряс головой.