Небесный маркетинг

— Да, удивительный народ. Как-то странно повлияла на них изоляция. Словно откатились в старые добрые целомудренные времена. Знаешь, мне вся Зенда кажется одним небольшим провинциальным городком. С небольшими провинциальными развлечениями. Простота, вежливость, чистота. Эти ребята слегка чокнутые по части морали: не нюхают кокаин, не трахаются до свадьбы, даже правила на дороге соблюдают. Я там один раз вывалился из бара в полтретьего ночи. Так что, ты думаешь, я увидел? Светофор на пустой улице и два пешехода, ждут пока зелёный загорится!

Ну следовало ожидать. А как им ещё выжить, если городок крохотный, и ни сбежать, ни уехать. Поневоле станешь приличным человеком. Скандал равен самоубийству. Да и чего шуметь. Сам подумай: у них сто пятьдесят лет не было свежих голливудских фильмов и телешоу. Порноканалов, порносайтов и виски «Ред Лэйбл». Новостей — и тех нет. Что им оставалось делать? Они все сто пятьдесят лет читали, писали, рисовали и лепили. Строили яхты и катались на лодках в парке. И вот тебе сливки их культуры — скульптурка, мать её, скорбящей матери. Робинзоны духа, что и говорить. Сто пятьдесят лет без нашего привычного медийного разврата! Ну, это скоро кончится. Но сперва — сперва! —  я продам им их же шедевры. А потом — потом! —  начну продавать им «Субботние сиськи».

Стюардесса принесла нам вино.

— Доброго вечору, пане. Куди Вас доставити: до отелю чи магазину. У магазині ще тривають роботи, тому…

— Переводчика, нах! —  затребовал Виталик. —  Надоело разбирать ваш полуукраинский.

Я повесил сумку на плечо и помахал Виталику.

— Удачи! Береги бороду, нахал, — сказал я первое, что пришло в голову. В ушах ещё звенело от гула посадки, я принюхивался к местному воздуху, но пока слышал лишь запах топлива.

— А ты не теряйся, — подмигнул он мне. —  Как закончишь работы — звони, прокатимся на острова.

— Перекладача пану Ягодову, — услышал я краем уха, затем кто-то толкнул меня в плечо, и я поспешил в общий автобус. Виталик повернулся к поданому автомобилю, ему открыли дверь.

Когда автобус подрулил к терминалу, на оконном стекле показались капли грибного дождя. «Небесный маркетинг» — всплыла фраза. Что он имел в виду?

— Почему «небесный»? Маркетинг? Может, ты хотел сказать «космический»?

— Нет, именно небесный, — Виталик ответил так быстро, как будто весь день ждал этого вопроса.

Трясло нещадно: нас тащил на себе рахитичный мотопланер о двух водородных двигателях. Антигравы и реактивные самолёты на Зенде были запрещены местной властью, как и всё, что могло загадить курорт. Говорят, что водород из тех же параноидально-бережливых соображений производят за пределами зендийской атмосферы, так что позволить себе такую прогулку могли немногие. В числе немногих был Виталик. Сейчас он, несмотря на тряску, сохранял важный и уверенный вид, держа руки на объёмном животе. Он даже лениво перебирал пальцами, как будто находился в домашнем кресле у камина.

— Именно небесный. Понимаешь, космос — это нечто понятное. Он просчитан, изучен и виден в иллюминатор. А небо — оно всегда где-то сверху. Забирайся сколь угодно высоко на гору, взлетай на самолёте. Смотришь наверх — оно там. Ты стремишься и стремишься к нему, но никогда не достигаешь. Поэтому космический маркетинг — сама обыденность, а вот когда ты проявляешь высший пилотаж, рвёшь стереотипы, покупаешь для людей выступление самого дьявола — пусть он пляшет для них канкан в короткой юбочке, — вот такое мы называем маркетингом небесным.

— Не боишься работать конферансье дьявола?

Виталик пожал плечами:

— За это платят, — он отвернулся к иллюминатору. —  Перед нашим отлётом Бёрн прислал мне бритву, помазок и чашку для бритья. Чашка из никеля. Я было хотел в чашку насрать и выслать её обратно Бёрну, но постеснялся местной почты: провинция, не поймут. Не знаешь, чего от них, культурных, ждать. Зендийцы — они как дети. Жалею, что не видел их глаз на открытии магазина. Угораздило нас с тобой сунуться на острова перед самым началом продаж. Кто ж знал, что непогода. А эта колымага, — он пнул стенку, — добрую неделю не сможет нас вывезти.

Он скривился и замолчал. Остаток пути мы ехали молча. Приземлившись в столичном аэропорту, мы пересели в ожидавший лимузин, и заспанный водитель повёз нас напрямую к магазину, где продавали виталькины скульптуры. Проезжая одну из немногочисленных улиц, я увидел отражение нашего автомобиля в окне: чёрный лакированный кузов, забрызганный грязью. С одного из аккуратных крылечек вскочил пёс и облаял нас: наверное, ещё не привык к чужим.

Магазин был пуст.

Виталик оглядел витрины. В углах идеально чистых стёкол поблёскивал витой размашистый логотип. Несмотря на вечное лето Зенды, здесь, как и в нашем лимузине, было прохладно.

— Управляющего, — сосредоточенно произнёс Виталик в пустоту. —  И переводчика.

Оба появились из двери подсобки и замерли с напряжёнными лицами. Я отошёл в угол и присел на кожаный пуфик.

— Статус? —  почти без вопросительной интонации отчеканил Виталик. —  Продажи?

— Ни одной, господин Ягодов, — перевёл усатый и непомерно худой человек.