Эмиль, охрипший от словесных баталий в телеграфной комнате, принес в их коморку известие о гибели министров. Еще совсем недавно они надеялись на лучшее, думая, что ситуация стабилизировались, а теперь должны были смириться с тем, что им уже никогда не найти выход из этого тупика.
— Я думал, что хуже быть уже не может, — сказал Макс. — Я сильно ошибался.
— Мы все ошибались, — упавшим голосом ответил Эмиль.
Обезглавленное правительство не могло долго скрывать информацию от граждан, ведь погиб не только Грем Пакс и его министры, но и главнокомандующий Брен, а также видные деятели движения пацифистов, не говоря уже о прочих приглашенных гостях. Правительственная радиостанция теперь вещала в аварийном режиме, передавая каждый час практически одни и те же новости лишь с небольшими изменениями. Неизвестный диктор благожелательным тоном советовал гражданам не покидать свои дома и подчиняться требованиям властей. Каких именно, он, к сожалению, не уточнял.
В первом сообщении не было ни слова о гибели Конрада, но уже во втором выпуске диктор сухо отметил, что вся страна скорбит о потере «этой значительной политической фигуры». Видимо кто-то решил, что раз дело шло к миру, то лишняя конфронтация с материком все равно ни к чему. То же самое, может быть в иных выражениях, но с тем же смыслом, передавали радиостанции материка.
После этих заявлений, ускоривших падение в бездну, стало очевидно, насколько глубоко прогнили оба государства. И Небрус, и Островное содружество при всех видимых отличиях, как оказалось несущественных, были больны общей болезнью, глубоко засевшей внутри и дремавшей до поры до времени. Эта болезнь поразила сердце той самой серой массы, что исправно работала на благо страны, не имела индивидуальных черт и была одета в стандартную фабричную одежду. Нарыв вскрылся и толпа, сдернув белоснежную марлевую маску законопослушных граждан, показала свое настоящее лицо.
Осознав, что государственные институты трещат по швам, система наказаний и поощрений не способна функционировать как прежде, граждане в мгновение ока распрощались с законом и чувством долга.
Сначала остановился наземный городской транспорт, метро, затем прекратил работу центральный водопровод. Магазины подверглись разграблению, оттуда буквально за пару часов вынесли все мало-мальски ценное. Те, кто сохранил остатки гражданского сознания, попытались воспрепятствовать грабежам, но сила была не на их стороне.
Напряжение росло с каждой дурной новостью. Могло показаться, что события развиваются слишком стремительно, но после затяжной неудачной войны, после пугающего природного явления, стоявшего жизни сотням летчиков и возможно навсегда лишившего их солнечного света, после смерти руководства на чьи плечи можно было бы переложить ответственность за происходящее, хватило ничтожной искры, чтобы началась губительная реакция.
Армия, чей моральный дух был низок, как никогда ранее, зашаталась, словно колченогий табурет. Случаи массового дезертирства приобрели стихийный характер. Когда речь идет о статистических данных, всякий солдат является лишь единицей на листе бумаги, но в жизни единица обретает плоть и кровь, а вместе с ней родных и друзей. Эта плоть и кровь приказывает им забыть о присяге и вернуться домой, чтобы защитить свою семью. Быть может, уничтожение членов правительства в обычное время обернулось бы для Островного содружества лишь затяжным пятидневным трауром, но в кромешной, непрекращающейся тьме, для многих это стало знаком конца света.
Инсум, погруженный в полумрак, больше не был процветающей культурной, экономической и политической столицей. Профессор Тальбот нервно вздрагивал, слыша эхо взрывов на улицах. Они понятия не имели, что происходит, кто с кем сражается. Макс все больше замыкался в себе, угрюмо молчал, и отказывался снять лабораторный халат, словно тот служил ему талисманом.
Эмиль по привычке прислушивался ко всему, что происходило вокруг, но до них не доносилось ничего утешительного. Никто не кричал: «Небо прояснилось!» или «Нас дезинформировали! Грем Пакс жив!». Еще год назад казалось, что их уклад нерушим, государственные устои пошатнуть невозможно, но хватило всего одного месяца, чтобы размыть практически до основания песочный замок, гордо именуемый Островное содружество. Рядом были размыты замки поменьше, носящие названия Демократические выборы, Рыночная экономика, Права и свободы. От них остались бесформенные холмики мокрого песка и только.