Небесный огонь

Асчит с помощниками, как всегда, суетились у костров. В широком дворе хлопотали бабы, разнося угощение. Народ гулял! Кинтей скромно притулился сбоку среди тонготов. Пожевал мясца, чтобы внимания не привлекать. Улучив миг, тихонько прошел за Двенадцатистолбовую, вроде до ветру. Нет никого. Заглянул в окно – пусто в юрте! Празднуют молниеносные… Скоренько выставил окно.

Оружие особо не выбирал, снял болот с рожка на первом же столбе. Меч оказался превосходным. Острое лезвие в мгновение ока лишило тетив луки, гроздьями висящие на столбах. Кинтей охолостил оружие на девять дней, пока не вызреет новый ременной сыромят. Думал еще чем-нибудь навредить, но заспешил: почудилось, что кто-то дергает плотно закрытую дверь. Да и нечего тут было ломать. Разве стрелы полущить об колено? Махнул рукой – оскопленных луков выше головы хватит для переполоха.

Прихватив полюбившийся меч, побежал к Дирингу. По пути скинул лохмотья, подобрал запрятанные матушкины сумы, а тут – девушка на тропе. Шла, видать, с пира домой. Мягкие косы разлетались с плеч, шаг был легкий, быстрый.

Нечеткая, недозрелая мысль поманила Кинтея. Посулила оскорбленной душе ублажение жестокой отплатой эленцам… «Постой-ка, – удивился, крадучись, – а ведь это Илинэ! Отказная невеста!» И в глазах потемнело от желания повалить на тропу, тиская грудь, руки заламывая… Остановился. Нет, нет, – для забав девки всегда найдутся, без Илинэ же, глаз ее звездных… свет не мил. Пришло мгновенное решение взять гордячку с собой. Побольнее будет отместка, чем злополучный поджог и порча луков! Все знают, что Лахса в приемной дочери души не чает.

Догнал Илинэ на цыпочках, стукнул по затылку подобранной палкой – заголосить не успела. Стянул ремнем руки и ноги девчонки. Лицо обвязал своей рубахой так, чтобы дышать могла, но не крикнуть. Время поджимало, а как хотелось хоть раз губами к нежной шейке припасть! Старался не смотреть в вырез ворота, где белела высокая грудь. Не то что ртом вожделеющим – пальцем не коснулся.

Через правое плечо Илинэ перекинута, через левое – вьюки. Боялся попасться кому-нибудь на глаза. Человеком, что несет безжизненную девушку, любой бы заинтересовался.

Вовремя приметил Кинтей медвежью шкуру, распяленную на изгороди у дома Долгунчи. Вновь повезло! Лесной старик вытурил друзей из разваленной юрты на сытыганской горе, а теперь его шкура изгнанному и послужит. Понятно, за какие заслуги Хорсун отвалил перестарке подарочек на лежанку. Пусть слезами умоется веселая игрунья – не валяться ей с багалыком на пышном мехе таежного красавца!

– Попомнишь ужо медвежий пир, подложный старейшина, – прошипел Кинтей, заворачивая в шкуру бесчувственное девичье тело. Уж он-то хорошо помнил пощечины, которые Хорсун закатил ему когда-то. Детская была стычка, но Кинтей не просто упал после Атынова колдовского удара, а лежал без сознания…

Кинтей ничего не забыл.

…Похлебку сдобрили маслом и матушкиной квашеной травкой. Получилось на славу, а Илинэ есть отказалась. Что ж, не хочет – как хочет. Голод время любит. И приязнь человека к человеку тоже от времени зависит. Никуда не денется девка.

– Куда ж вы с Топпотом бежать-то намеревались? – прищурилась Олджуна.

– Не поминай погибшего всуе, – мягко укорил Кинтей. – На юг думали двинуть.

– Рога Водяного быка на горящую воду менять? – перебила дотошная сытыганка.

Ох, отравительница воинов! Забыла, что Кинтей с Топпотом помогли ей как-то на торжищах Илинэ оговорить. Знал бы этот Соннук, какая подлая змеюка на самом деле Олджуна! Кинтей прикусил губу и похвалил себя – молодец, скрепился, не надерзил. Даже глазом раздражения не выказал. А что у человека в душе гулкая злоба поднимается, так снаружи не видно…

Разве объяснишь им, какие чудесные грезы умеет навевать волшебная горящая водица? Она сияла в огне радужно-синим пламенем, дарила незабываемо яркое счастье мыслям и радость телу. Правда, на другой день страшно болела голова и ломило кости… Но стоило снова прильнуть к заветному кувшинчику, если что-то в нем оставалось, и неприятностей будто не бывало.

На позапрошлом базаре довелось выторговать у старого нельгезида двадцатку кувшинов за три связки собольих шкурок и обломки рогов Водяного быка. Седмица дней прошла, как в небесных ярусах. Чувствовали себя богами…

Торговец рассказывал, что в стране Кытат такие рога очень ценны. Их меняют на листы с клеймами, которые имеют необыкновенную власть над людьми. Топпот тогда посмеялся: пусть бы попробовали какие-то листики взять верх над парнями из Элен! А нельгезид сказал, что в обмен на эти неказистые безделицы люди готовы отдать все – драгоценности, утварь, рабов. Красивые женщины, лишь покажи им листочек, соглашаются подарить себя на ночь, и делай с ними что хочешь.

Кинтею не очень-то верилось, но потом торговец, поигрывая масляными глазками, повторил рассказ прилюдно. Топпоту особенно понравилось о женщинах. Девицы и молодки Элен не очень-то его жаловали. Осмелился даже спросить старика, можно ли… ну… сразу с несколькими? Тот захохотал: «Хоть с двадцаткой баб! Главное – чтоб ты богат был такими листиками».