Мы всё ещё склонялись над книгой и какое-то мгновение молча смотрели друг на друга. Мне так сильно захотелось обнять её, что я потер шею и выпрямился на стуле, пытаясь придумать, что бы такое сказать.
— У тебя, наверное, есть какие-то планы, — спросил я, — что ты будешь делать, когда всё это закончится?
Она опустила взгляд на стол.
— Пока не знаю. Это всё случилось так быстро, я ушла из дому, поехала искать тебя. Не уверена, что у меня уже есть план. — Она кивнула в сторону салона. — Я просматриваю все эти газеты, читаю о том, как живет мир, и пытаюсь сообразить, как я могла бы в этой жизни устроиться.
— Мне кажется, ты справишься со всем, за что бы ни взялась.
Она улыбнулась, и в первый раз я увидел, что она боится. Когда ты видел, как кто-нибудь скачет по крышам и увертывается от пуль, трудно потом представить себе, что этот человек может бояться чего бы то ни было. Может, её дом был и не слишком хорош, но это единственное, что у неё было вообще, и она покинула его и ввязалась в очень рискованную авантюру. Тут любой бы чувствовал себя перепуганным, и одиноким тоже. Я хотел сказать ей что-нибудь обнадеживающее, но не успел найти слова, как в проеме арки появился Хэл.
— Круз, идите к нам, — позвал он. — Я загонял вас сегодня, как раба на галерах. Сделайте передышку!
Я не мог удрать, не показавшись невежливым или надутым, так что я вернулся в салон вместе с Надирой и сел.
— Как поживаете, мисс Симпкинс? — поинтересовался я.
— У меня вся кожа шелушится, — запричитала она, — от этой ужасной сухости!
С каждым часом воздух становился всё более разреженным и холодным. Когда я смотрел последний раз, температура за бортом была почти минус двадцать три. А вместе с холодом пришла ужасная, как в пустыне, сухость.
— А как же все ваши увлажняющие кремы? — спросила Кейт. — Я слышу, как вы мажетесь ими всю ночь напролет. — Она изобразила звук поспешно отворачиваемой крышки.
— Только когда мне случается проснуться, — оправдывалась мисс Симпкинс.
— Я думала, после такого их количества ваша кожа уже должна была стать мягкой, как ладони лодыря.
— Но от кремов всё равно мало толку, — сказала мисс Симпкинс. — Только взгляните на мои руки!
Кейт не поленилась подойти и посмотреть.
— Боже, да они у вас как у мумии! — серьезно заявила она.
Мисс Симпкинс оскорблённо отдернула руку.
Я ни за что не признался бы в этом после нытья мисс Симпкинс, но я тоже страдал от сухости. Кожа на руках вокруг больших пальцев потрескалась, и это оказалось на удивление болезненно. Глаза немного жгло, и локти зудели, особенно по ночам.
— На таких высотах чертовски сухо, мисс Симпкинс, — сказал Хэл. — Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Пейте побольше воды. И что ещё важнее, старайтесь двигаться. Я знаю, что вы все сейчас чувствуете апатию из-за недостатка кислорода, но акклиматизация пойдет быстрее, если вы будете сохранять активность.
— Максимум, на что я способна, — без одышки пройти по каюте, — пожаловалась мисс Симпкинс.
— Постарайтесь делать по меньшей мере две прогулки в день, не менее двадцати минут каждая. Не позволяйте слабости овладеть вами. В этом путешествии наш главный соперник — само небо.
Мисс Симпкинс, заметил я, начала сухо подкашливать, а Кейт и Надира несколько раз жаловались на головную боль. Танцев больше не будет. Вчера утром, когда мы миновали высоту в четырнадцать тысяч футов, я задохнулся после подъема по трапу в «воронье гнездо». Сердце билось чаще и сильнее, чем обычно. На протяжении всего дня время от времени начинала кружиться голова. Ночью я спал урывками. Но, проснувшись утром, снова почувствовал себя как всегда, хотя подъем продолжался. Похоже, мой организм акклиматизировался на этой высоте, и я вздохнул с облегчением.
— А вы, вообще-то, чувствуете нехватку воздуха? — спросила Кейт Хэла.
— Я к ней привык. — Он небрежно махнул рукой. — Мне надо было родиться шерпом. Две ли тысячи футов, двадцать ли тысяч — не имеет значения для меня. — И словно чтобы доказать это, добавил: — Знаете, я бы, пожалуй, выкурил сигару.
— О, стоит ли? — запротестовала мисс Симпкинс, кашлянув.
— Боюсь, что да, мисс Симпкинс. Сигару, Круз?
— Да, благодарю, — ответил я.
— Мэтт, в самом деле, — вмешалась Кейт, — ты же не куришь.
— Ты просто никогда не видела. — Я изобразил нечто похожее, как я надеялся, на игривое подмигивание.
— Молодец, — одобрил Хэл, срезая кончик и протягивая мне сигару.
С того момента, как я начал работать в экипаже, я заметил, что Хэл почти перестал называть меня «дружище» или «приятель». Я, в свою очередь, начал звать его Хэлом, хоть он и не предлагал мне. Если Кейт называет его Хэлом, я тоже отказываюсь именовать его мистером и изображать школяра перед учителем.