Небесный остров

Кто деталей не знает, службе его завидует. А девчонки и вовсе боготворят – особенно те, кто «Алые паруса» читал. И должность звучит красиво: капитан!

Кэп – он есть царь, бог и воинский начальник. Но только на серьезном судне. В круизах, вон, за капитанский столик самых успешных и богатых сажают.

А у него на яхточке можно только самим собой командовать. Швартуется сам. Полы драит тоже сам. А зарабатывает столько, что в малоимущие, конечно, не запишут, но и по ресторанам не очень-то походишь, особенно летом, когда в Приморске цены вдвое-втрое взлетают.

Поэтому приходится, когда выпить надо, друзей не в кабаке, а дома собирать. Погудишь, футбол посмотришь, анекдоты потравишь, девчонки хихикают – и полегчало вроде. Назавтра можно снова в море выходить и даже усмехаться про себя, когда клиенты, сухопутные крысы, но при деньгах (кому еще средств арендовать яхту хватит?) командами сыплют.

Матвей старался богатеям не завидовать и вообще Бога не гневил, на судьбину не жаловался. Потому всегда и охранял его Всевышний. Однажды клиенты на яхточке перестрелку устроили – уцелел. И техника в сохранности, хотя пуля шальная могла в бензобак угодить. Другой раз заказчик спьяну за борт свалился – и тоже нормально, под винты не попал.

Только с девчонкой не уберег его Господь. До сих пор глаза ее видятся – огромные, синие и удивленные очень. Будто поверить не могла, что все, последний раз она в море. И никогда не увидит больше заката, волн, изящных дельфиньих прыжков. Она никак не собиралась умирать. Даже коктейль свой оставила на столике у шезлонга. Хотела, когда наплавается, льда из бара попросить, в него насыпать – и допить.

Но теперь вышло, что другие за помин ее души пьют. И он, Матвей, тоже. Всегда один. Тут уж друзья не нужны. Не мог он ни с кем эту историю в тысячный раз обсуждать. И от сочувствия фальшивого коробило: вроде успокаивают, а сами счастливы просто. Что чистенькие и этот кошмар (на всю жизнь, до могилы) не с ними произошел.

А когда пьешь один, да с горя – и похмелье совсем другое. Куда там до прежней утренней легкости! Просыпался: голова тяжелая, во рту гадко.

Хотя формально обвинить его не в чем. Свидетели барабанили уверенно: яхта шла далеко за буйками, на малом ходу. То есть никакое это не убийство – несчастный случай просто. А ущерб безутешным родителям Институт моря возместить обещал – любую разумную сумму, какую назначат.

Но девчонка все равно приходила к нему. Садилась на уголок постели – бесплотная, синеглазая. Ничего не говорила, ледяных рук не тянула. И страшно ему было. И горько. От обиженного ее, удивленного взгляда: ну, почему ты так со мной обошелся?..

Сколько ни ставил свечек на помин души, не отпускало его. Хоть работу бросай и вали прочь из города. Не от осуждения людского – от себя.

* * *

Что ж. Не получилось с пенсионером Крамаренко – займемся пока капитаном-убийцей.

Дима сверился с картой, приехал во двор прокаленной южным солнцем пятиэтажки, где проживал Матвей Задорожный.

Припарковал машину и ленивой походкой пошел вдоль здания.

Народу здесь – в отличие от владений пенсионера Крамаренко – почти не было. В домино никто не играл, и лавочки перед подъездами пустовали, и на детской площадке лишь парочка явно обкуренных подростков сидела.

В квартиру к яхтсмену Задорожному Дима подниматься не спешил – стоял, курил, обдумывал, как разговор построить.

И тут увидел: из подъезда тетенька выскочила. В халатике, волосы мокрые, обута в тапки. Не смущаясь растрепанного внешнего вида, уверенно двинулась к нему. И немедленно ринулась в атаку:

– Приезжий? Жилье нужно?

– Ага, – мгновенно принял решение Полуянов.

Тетенька, несмотря на свое затрапезье, ему приглянулась. Лицо пусть не первой свежести, но попа под тонким халатиком колышется соблазнительно. Воспользоваться, что ли, пока Надьки нет?

Дамочка тоже разглядывала его внимательно. Видно, осталась довольна. Но спросила все равно строго:

– Ты не запойный?

– А что у вас, комната или квартира? – выстрелил встречным вопросом журналист.

– Квартира, сказанул! – нахмурилась коммерсантка. – Кто тебе сейчас отдельную сдаст? Даже комнаты у всех заняты. Июль ведь, пик сезона!

– А вы-то что предлагаете? – ухмыльнулся журналист. – Угол?!

– Почему угол? – Женщина вдруг смутилась. Покрепче запахнула на груди тонкую халатную ткань. – Балкон у меня. Застекленный. Площади немного, но кровать, тумбочка, шкапик – все есть. Посмотришь?

– И дорого? – поднял бровь Полуянов.

До кучи ведь можно и репортажик сварганить. Про условия на российских югах.

– Договоримся, – решительно заявила хозяйка. – Пошли, покажу.

Балкон оказался квадрата три, не больше. Тумбочка вплотную притиснута к узкой подростковой кровати, вместо шкафа – пара крючков. Духота ужасная, хоть стекла и закрыты серебряной бумагой. Но цена оказалась разумной. Да еще и на западный манер, в стоимость «номера» завтрак входил:

– Яичницу пожарю, или сосиски, или что там вы, мужики, любите. – В голосе тетеньки явно прозвучало презрение к сильному полу.