Небесный спецназ Сталина

Ему повезло – приземлился не перед гусеницами русских «тридцатьчетверок», не среди фонтанов разрывов гаубичной артиллерии или «катюш». Сел он прямо на окопы 5-го Баварского полка, обороняющего подступы к Сталино со стороны поселка Моспино. Хотя от полка едва осталось полбатальона, держались баварцы стойко. Поле перед траншеями и огневыми точками усеивали тела убитых красноармейцев. Чадно горели два подбитых русских танка и бронемашина.

Как раз в бою наступила передышка. Воспользовавшись ею, майор Вольф нашел командира, молодого обер-лейтенанта. Остальные офицеры здесь погибли. Реквизировав у обер-лейтенанта мотоцикл, пилот на полном газу направился к базовому аэродрому, находящемуся на северо-востоке пылающего города.

Вольф выжимал все из мотоцикла, петляя по изувеченным улицам среди руин домов. На перекрестках расчеты солдат с красным кантом на форме[79] устанавливали противотанковые пушки за импровизированными баррикадами. По тротуару навстречу прошел отряд «факельщиков» в длинных кожаных плащах, касках с огнеметами за плечами. От ранцевых резервуаров тянулись гибкие шланги к огнеметным ружьям, у дульного среза которых зловеще трепетали язычки пламени запалов.

Резко развернувшись, Вольф проскочил под самыми гусеницами приземистой самоходки «Sturmgeschutze-III». «Артштурм» был увешан ящиками с различными инструментами и снаряжением. Лобовую броню рубки, в которой было установлено 75-миллиметровое длинноствольное орудие, прикрывали наваленные мешки с песком.

Вот и аэродром. Резко затормозив у полосатого шлагбаума контрольно-пропускного пункта, Вольф протянул часовому свои документы. Тот опустил вскинутый было к плечу карабин Маузера. Расчет пулемета MG-42 за мешками с песком оторвался от своего смертоносного оружия. «Коса Гитлера» уже была готова забрать еще одну жертву.

На взлетном поле авиабазы Люфтваффе Сталино царила сумятица и неразбериха. Бегали пилоты и техники, солдаты занимали оборону. Зенитные орудия Flak.18/36 переводили свои длинные стволы из зенита в горизонт.

Первым знакомым человеком, встреченным на аэродроме, оказался командир пикировщиков пилот «Штуки» Ханс-Ульрих Рудель.

– Verdammt! – Проклятье! У нас из-за перебоев с поставками авиабомб позавчера боевой вылет сорвался, – мрачно проинформировал Рудель. – Как сообщили штабу из гестапо, под Запорожьем партизаны пустили эшелон с боеприпасами для нас под откос. Говорят, взрыв был такой страшной силы, что повалило и подожгло лес на несколько километров вокруг!

– А что сейчас происходит?

– Как что?! – удивился пилот «Штуки». – Идет эвакуация всего аэродрома! Мы проиграли эту битву! Всей мощи и силы духа прусского солдата не хватило, чтобы остановить орды этих красных большевистских дьяволов!

Герману Вольфу не нравилась экзальтированность Ханса-Ульриха Руделя. В отличие от «Одинокого Волка» тот сохранил непоколебимую веру в «гениальность великого фюрера» и «великую идею пангерманизма». Это было более чем странно, учитывая, что сам Ханс-Ульрих Рудель участвовал во всех крупных кампаниях на Восточном фронте. Он утопил линкор «Марат» в блокадном Ленинграде, дрался под Сталинградом, участвовал в воздушном сражении на Кубани, жег русские танки на Курской дуге. И если Вольфу хватило Сталинграда, чтобы навсегда изменить представление и о собственной роли в этой войне, и о ее целях и средствах… А вот Рудель, похоже, как был дуболомом и солдафоном, так им и остался.

Но то, что он сказал, оптимизма Вольфу не прибавило.

– Scheize! А где наши истребители?

– Они уже успели перелететь на другой аэродром, в Запорожье или Днепропетровск, я не знаю.

– Надо сматываться!..

– Нет, командование приказало нашей штурмовой эскадре StG-2 уничтожать русские танки. Правда, ни боеприпасов, ни топлива уже почти не осталось…

– Ладно, черт с тобой! Выбирайся сам! – грубо ответил Герман Вольф.

* * *

Ханс-Ульрих Рудель был настоящим солдатом: смелым, решительным, презирающим опасность… Ему бы ума побольше – было бы совсем замечательно! А так получалось, как в известной русской пословице: «Заставь дурака Богу молиться». Нередко, вылетая на задания по поддержке войск, он путал и вместо большевиков бомбил свои же боевые порядки! Впрочем, в своих мемуарах он этого и не скрывал: