Небесный странник

Перед нами открылся огромный зал, ярко освещенный и с очень высоким потолком. Но поразили меня не размеры зала, нет, другое — л'хассы. Их было невероятное множество — несколько сотен, а может быть, и вся тысяча. Справа и слева от нас в глубину зала уходили две широкие, будто сплетенные из тончайших серебряных проволок ленты, ненадолго скрывавшиеся в каком-то сложном непонятном механизме, чтобы, выйдя из него, исчезнуть в противоположной стене. Примерно в центре к ним под прямым углом присоединялись две другие.

Так вот, на тех лентах, между которыми мы с Николь и находились, в ряд, один за другим, лежали л'хассы. Они не походили на те, какими я привык их видеть: ни с бьющимся внутри них языком пламени, ни потускневшими, ни даже треснувшими. Л'хассы походили на обыкновенные полупрозрачные стекляшки величиной в два мужских кулака. Но после непонятного механизма в центре, там, где к нему присоединялись ленты с черными дисками-тигами, как их назвал господин из Коллегии, мессир Анвигрест, — стекляшки становились именно л'хассами.

«Наверное, когда-то все эти ленты двигались, иначе невозможно представить себе суть всего увиденного, — подумал я. — Камни встречались с тигами, а затем, приняв в себя что-то из тиг, они и становились именно л'хассами, поднимающими в небо летучие корабли. Да уж, Коллегия отдала бы все на свете, чтобы попасть сюда. И теперь понятно, что именно ищет и она, и Орден Спасения. Ведь вполне возможно, что механизмы Древних можно запустить, они вечные. А л'хассы — это власть и деньги».

Мы прошли дальше и остановились там, где на ленте лежали уже готовые л'хассы.

«Вот они, родименькие, — думал я, поглаживая сразу два камня. — Попасть бы сюда вместе с Аделардом и Родригом, они на редкость здоровые, сколько бы мы втроем унесли! А уже если бы всей командой „Небесного странника“ нагрянуть, так и подумать страшно, сколько л'хассов смогли бы забрать!»

На тиги, несмотря на просьбу-приказ мессира Анвигреста, я даже внимания не обратил. Еще чего, мне придется рисковать жизнью, выбираясь отсюда, так уж лучше я буду рисковать вместе со всеми л'хассами, что могу унести, чем брать абсолютно никому, кроме Коллегии, не нужные тиги.

Меня всегда удивляло то, что камни, несмотря на скромные размеры, так тяжелы. Я взял один из них в руку, покачал ею, запоминая вес, затем вернулся к камням без языка пламени внутри. Так и есть, после л'хасса пустой камень оказался таким легким, что я едва почувствовал его вес.

Вернувшись, я поплотнее затянул пояс, затем пристроил за пазухой один за другим три л'хасса. Получалось тяжеловато, но воспоминание о цене за каждый из них почему-то сделало вес намного меньшим.

Взяв с ленты еще два в руки, я подумал, снова вернул один из них на ленту, потом снова подумал и вернул второй. Трудно будет с таким весом, а если убегать придется? Но ведь всегда можно и выбросить, пусть и жалко их будет!

Николь стояла рядом и с любопытством смотрела на меня. Она улыбалась так завораживающе, так многозначительно, что ноги сами понесли меня к ней — вот он, мой шанс!

Затем вдруг мне пришла в голову мысль: а не попросить ли ее понести один из л'хассов? И самому все-таки взять в руки еще два. Тогда и долг «Доходному дому Брегта» можно будет погасить полностью, и даже еще останется, а оплаты от Мелвина теперь уже не дождешься.

Где-то высоко вверху раздался звук, похожий на удар металла о металл. Я вздохнул, посмотрел на л'хассы, на Николь, снова на л'хассы, еще раз вздохнул и сказал:

— Пошли, Николь. Главное — убраться с острова живыми.

— Пойдем, Люк, — согласилась со мной она и тоже вздохнула с сожалением, но я так и не понял, чем ее вздох был вызван: тем, что мы оставляем здесь так много л'хассов, тем, что выбраться с Гаруда будет очень сложно, или чем-то другим.

Куда именно идти, я не имел понятия, но одно знал твердо — идти необходимо вверх, все выше и выше, пока не окажемся на поверхности. Некоторое время так мы и шли, поднявшись по нескольким попавшимся на пути лестницам. В одном месте присели передохнуть, и тогда я поинтересовался у Николь:

— Скажи, почему ты, еще до встречи с Эйленорой, выглядела такой потерянной?

На какое-то время у Николь пропал вид легкомысленной девицы, присущей ей после того, как она съела орешек.

— Знаешь, Люк, — с самым серьезным видом сказала она, — я как будто бы вернулась домой впервые за долгое время, а дом мой оказался в полном запустении, и в нем никого не осталось, все уже успели умереть…

Затем она улыбнулась так печально, что у меня дрогнуло сердце.

Мы снова долго шли какими-то длинными коридорами, поднимались или спускались по лестницам, снова поднимались, а потом случилось то, чего я больше всего и опасался: мы столкнулись с господином Энжуриасом и его людьми. Столкнулись нос к носу, причем именно тогда, когда наконец выбрались на поверхность.

Перед этим мы очень долго не могли открыть очередную дверь, и я уже раздумывал над тем, чтобы вернуться и отыскать другой путь наверх. Мы по очереди прикладывали ладони к овальному пятну в центре двери, я снова крючил мизинец, но тщетно.