Небьющееся сердце

– Заходи, Басти! – Костя сорвался с места ему навстречу. – Иван, – обратился он к парню, – на сегодня все, отбой. Устал до чертиков! Голова совсем не варит, договорим завтра.

– Я зашел попрощаться, – сказал де Брагга, когда парень вышел. – А ты, я вижу, и по ночам работаешь?

– Иногда приходится, у нас тут ЧП!

– Что-нибудь серьезное?

– Погиб один из моих людей, другой ранен.

– Как он погиб?

– Конкуренты. Взрывчатку подложили в машину. У Ивана появились кое-какие соображения насчет того, с кого спросить… вот и засиделись. Не хочется, чтобы тебя за дурака держали. Ну ничего, за мной не заржавеет. Отвечу так, что… – Стук в дверь прервал его на полуслове. Он вопросительно взглянул на де Браггу и крикнул: – Войдите!

На пороге кабинета возник Маренич. Сдержанно поздоровался с де Браггой и положил на стол небольшой сверток.

– Пофартило? – обрадовался Костя, разворачивая сверток. Оттуда показался знакомый замшевый мешочек, а из него нетерпеливые Костины пальцы вытащили подвеску с красным камнем. От возбуждения Крыников даже привстал, обошел стол и похлопал Маренича по плечу: – Молодец, Владимир Григорьевич, хорошая работа!

Де Брагга с любопытством наблюдал за лицом начальника СБ. Оно оставалось бесстрастным.

– Ты, Владимир Григорьевич, садись, – хлопотал Крыников. – Мы сейчас все вместе прямо тут и отпразднуем. Обмоем покупку! – Он достал из тумбы письменного стола пузатую черную бутылку и четыре хрустальные рюмки. Разлил коньяк. – Прошу, – передал одну де Брагге, другую пододвинул Мареничу, а в одну опустил подвеску.

«Надеюсь, она не растает», – подумал де Брагга.

Крыников, подняв рюмку, рассматривал на свет янтарную жидкость, в которой покоилась подвеска.

– Странная история с этой цацкой, – заметил задумчиво. – Вот и не верь после этого всяким россказням.

Мужчины выпили. Крыников достал подвеску из рюмки, обтер носовым платком, поместил обратно в замшевый мешочек и спрятал в сейф.

– Дочке. Пусть пока подрастет, мала еще. Вот исполнится шестнадцать, тогда и получит.

Еще несколько минут разговора ни о чем, и Маренич поднялся.

– Мне пора, – сказал он. – Разрешите откланяться!

– И попрощаться, – сказал де Брагга. – Я завтра улетаю.

– Счастливого пути, – сказал Маренич и вышел.

– Ну, хоть бы что человеческое когда прорезалось, – подосадовал Крыников. – Достал уже своей заносчивой рожей!

Де Брагга взглянул на часы.

– Ты куда сейчас? – спросил Крыников.

– В «Касабланку», попрощаться с Риекой.

– Черт! – вырвалось у Крыникова. – И я бы с тобой, да тут одно дельце… Как она? – Лицо его расплылось в улыбке.

– Хорошо, я думаю.

– Передавай привет. Скажи, я тоже как-нибудь на днях заскочу, соскучился!

* * *

– Ты прекрасный человек, Риека, – говорил де Брагга Риеке. Они сидели в маленьком уютном ночном ресторанчике. Было около трех утра. Риека после выступления была уставшей и печальной.

– Знаю, – ответила она. – Но быть прекрасным человеком недостаточно, надо быть любимой женщиной. – Она заглянула ему в глаза.

– Ты прекрасный человек, Риека, – повторил де Брагга, – и замечательная женщина. Я рад нашей дружбе и сохраню о ней самые теплые воспоминания.

Риека промолчала, глаза заблестели от навернувшихся слез. Де Брагга взял ее ладонь и прижал внутренней стороной к губам. Риека слегка сжала пальцы.

– Я провожу тебя…

– Нет, – ответил де Брагга, – меня никто никогда не провожает и не встречает.

Смягчая жесткий смысл своих слов, достал из кармана маленькую коробочку, обтянутую белым атласом:

– Это тебе.

– Спасибо, – сказала Риека равнодушно, кладя коробочку рядом с тарелкой.

– Риека, не грусти. Ты разбиваешь мне сердце.

– Оно у тебя небьющееся.

– Еще как бьющееся. У меня старое окаменевшее сердце, полное рубцов и морщин. Разбить его ничего не стоит. Особенно такой молодой и красивой женщине, как ты.

– Басти, – говорит Риека тихо, – не уезжай. Останься…

– Не могу, Риека. Я должен. А ты… ты приедешь ко мне?

Риека пожимает плечами. Слезы скатываются по ее щекам…

– Зимой у нас довольно безрадостно, – продолжает де Брагга, делая вид, что не замечает ее слез. – Если несколько дней подряд идет снег, нас отрезает от мира, представляешь? Засыпает единственную дорогу. А вот летом у нас хорошо. Приедешь?

– Я подумаю, – говорит Риека. – Я подумаю…

Глава 7 Аэропорт

Де Брагга сидит в небольшом уютном кафе «Старая Вена». Кафе принадлежит австрийским авиалиниям. Через окно, совсем близко, в нагретом воздухе-мареве видны самолеты, заходящие на посадку, и самолеты, стремительно несущиеся по взлетной полосе. На столах кафе клетчатые сине-зеленые скатерти, астры в фаянсовых белых с синим вазочках. Негромкая музыка – вальсы и польки Штрауса. Пахнет кофе. По стенам развешаны черно-белые старинные фотографии, изображающие наивные, похожие на стрекоз, самолетики начала века. Рядом с замечательными машинами – замечательные их водители, смельчаки-пилоты: галифе, краги, небрежно расстегнутые кожаные куртки, белые шарфы, шлемы, белозубые улыбки – молодость века и мужское небесное братство!