– Постараюсь, – обещает Катц.
– Глядите же, я буду ждать!
Вечереет. Опершись на плетень, Анисья звучно щелкает семечки, сплевывая шелуху на землю. Выглядывает учителя. По этому случаю принарядилась в цветастое крепдешиновое платье и крупно завила крашеные рыжие волосы.
– Куды это ты так вырядилась, как на Великдень? – кричит с подводы проезжающий мимо двора Федор.
– По яркам собак гонять, – огрызается Анисья.
– А в поле чего не была? – не отстает Федор.
– Отстань от меня, дурак с трудоднями.
На пыльной дороге появляется длинная фигура Катца. Анисья смахивает с высокой груди лузгу и взбивает локоны.
– Вечер добрый, учитель! – улыбается, поправляя складки платья.
– Вот! Принес! – Катц достает из портфеля стопку книг. – Все, что нашел в школьной библиотеке.
– Так чего ж вы там стоите? – Анисья отворяет калитку. – Входите до хаты.
Катц топчется на месте, не решаясь войти и в то же время, боясь обидеть хозяйку отказом. Но все-таки после недолгих колебаний входит. Анисья расстилает белую скатерть и ставит на стол миску с пирогами. Приносит из сеней бутылку терновки.
– Вот тут я вам подобрал… – Катц раскладывает на столе принесенные книги.
– Да леший с ними, с книгами, – Анисья наливает в чарку густую терновую наливку, – вот лучше терновочки отведайте.
– А как же… – приходит в замешательство Кузьма Авдонович.
– Ученый человек, а не догадливый, – смеется Анисья, – книги ведь так, для предлогу… знакомство завести. Ну, какая из меня учительша? А вот в город и взаправду хочу. В теятры ходить…
– Ну, знаете ли! – возмущается Катц, поднимаясь со стула.
– А ты не спеши, учитель, – Анисья кладет ему руки на плечи, мягко опуская его снова на стул, – может, сойдемся, слюбимся, да и увезешь меня в город.
– Вот, значит, что вы, Анисья, надумали…
– А почему бы и нет? Я женщина видная. Аль не нравлюсь?
– Это невозможно… я не могу… – волнуется Катц.
– Что так? Небось, кто другая на примете?
– Да что вы все не то говорите…
– А я знаю, что говорю! – лицо Анисьи делается недобрым. – Катька охмурила! Только зачем она тебе с детями? А я бездетная, свободная!
– Пойду я, – Катц собирает со стола книги и кладет в портфель.
– Иди, учитель, – сердится Анисья, – только еще посмотрим, чья возьмет.
Октябрьским утром от колхозного амбара к крестьянским подворьям потянулись тяжелые подводы с зерном, полагавшимся на трудодни. На утоптанной площадке между фермой и амбаром выстроилась очередь подвод. В ожидании дымят самокрутками мужики, деловито восседая на возах, грызут семечки бабы. Нетерпеливо топчутся лошади, переминаясь с ноги на ногу.
Над воротами зернохранилища ветер раздувает красное полотнище с выведенным огромными буквами призывом: «Все на борьбу с хищениями социалистической собственности!». Внутри амбара колхозники насыпают ведрами в мешки пшеницу. Кладовщик Гришка передвигает на больших амбарных весах гири-бегунки, делая пометки в толстом журнале и постоянно слюнявя химический карандаш.
– Сколько на трудодень дают? – интересуется Катерина у возчика встречной подводы, подъезжая к току.
– По полтора кило, – отвечает тот, придерживая лошадь, чтобы разминуться с Катерининой повозкой.
– Не густо, – качает головой Катерина, – в этом году больше зерна уродило, чем в прошлом, а норму не увеличили, – говорит она сидящему в подводе Кузьме Авдоновичу, – так что и сама бы управилась. Зря только вас обеспокоила.
– Ну, что вы Катя! – смущается Катц. – Вам бы не мешки тягать. Вам бы в город учиться.
– Да куда уж мне теперь. До войны на агрономию поступала, но только год и отучилась. А нынче не до учебы. Детей поднимать надо, без отца растут.
Появление Катерины вместе с Катцем вызвало на току пересуды.
– Ты гляди-ка, – толкает в бок свою соседку по подводе Анисья, – с учителем приехала бесстыжая.
– Все вьется кругом нее и вьется, как горох вокруг кукурузы, – хихикает соседка, – и в огород за ней, и к колодцу…
– А может шуры-муры у них, – вмешивается баба с соседнего воза.
– Слышала чего, али просто языком мелишь? – злится Анисья.
– Может и слышала…
Подводы одна за другой загружаются и отъезжают. Подходит очередь Катерины. Подъехав к весовой, она останавливает лошадь и достает из подводы пустые мешки.
– Здоров, Гриша! – здоровается с кладовщиком. – Сколько мне там получать?
– Четыре центнера, – смотрит в амбарный журнал Гришка. – Как там племяши? – интересуется у Катерины, не поднимая от журнала глаз.
– А ты бы зашел, братушка, проведал.
– Как-то зайду.
– Заходи. – Разворачивает мешок и дает Катцу. – Держите! Я буду насыпать.
Наполнив все мешки, Катерина с Катцем перетаскиваю их на весы.
– Ну, что? – спрашивает у кладовщика. – Сколько там?
– На семь килограмм больше, – звякает гирями Гриша, – ну, да ладно. Пусть будет, сестра. Забирай!
– Гриш, накинь еще пару чувалов по-родственному, – просит Катерина, – продам, одежу детям куплю. Без грошей остались. Свекруха с кабанчиком-то проторговалась.
– Да ты что, Катька! – шепчет испугано кладовщик. – Сама знаешь, что за такое бывает.
– Так никто не узнает. Только пару чувальчиков. Воробьи за зиму тут у тебя больше склюют.