Неблагоразумная леди

Знаменитости в Бате бывали не так часто, так что даже звезды не первой величины становились событием. Любопытство публики было подхлестнуто упоминанием о письме принца Уэльского к Пруденс, в котором он тепло высказывался о ее творчестве и приглашал в Карлтон-Хаус по возвращении в Лондон. В итоге через несколько дней пребывания в Бате ее лично посетил мистер Кинг и пригласил расписаться в книге почетных гостей в зале для питья вод, а также посетить местные собрания. Не прошла и неделя, как Пруденс стала местной знаменитостью. Когда они с матерью каждое утро приходили в зал для питья вод, это вызывало всеобщее оживление. Книги ее были выставлены в витринах книжных лавок, а затем в окне местной библиотеки появился и ее портрет; на нем она была изображена в окружении многочисленных почитателей в тот момент, когда расписывалась в книге почетных гостей.

Пруденс была слишком занята, чтобы писать обо всем этом дядюшке Кларенсу, но живо представляла себе, как он радовался бы. Впрочем, было кому сообщить о ее светских успехах и кроме нее. Миссис Маллоу, которая часто оставалась дома, когда Пруденс посещала невинные светские развлечения, не требующие обязательного сопровождения, не забывала извещать брата о новых успехах дочери и прилагала к письмам вырезки из газет.

Когда эти известия достигли Лондона, Кларенс решил, что нельзя упускать такие возможности, и выехал в своем экипаже, наняв дополнительную пару лошадей, желая прибыть в Бат во всем великолепии и не уронить честь племянницы в глазах публики. Он так торопился, что даже не забежал перед отъездом к миссис Херинг и сэру Алфреду, чтобы сообщить им о своей поездке.

— Значит, Пруденс, о тебе весь Бат говорит. Ах ты, шалунья! — с восторгом приветствовал он ее. На ее челе он узрел сияние письма из Карлтон-Хаус, а в ее очах — портрет в витрине. — Ты совсем вознеслась, — добавил он. — Скоро не станешь узнавать родного дядю. Это же надо — за столько дней ни единой строчки! Ну конечно, дела, дела. Мне ли этого не знать? У меня и у самого вечно дел по горло. Все мы заняты. Я написал всех Чилтернов, но из-за этих дел всего раз побывал на натуре в Ричмонд-парке.

— Что делается в Лондоне, дядюшка? — поинтересовалась Пруденс, мыслями улетая в Лондон, где, как она полагала, был сейчас Даммлер, хотя от него самого вестей не было.

— Все горят желанием послушать о твоих успехах. Меня целыми днями одолевали визитеры с поздравлениями.

Пруденс интерпретировала его слова как то, что он целыми днями бегал по знакомым и рассказывал о ней, и слабо улыбнулась.

— Так ты, Уилма, отравилась устрицами? — пожурил Кларенс сестру. — Я вот никогда не ем устриц. Нормальный человек такую гадость есть не станет. Это чайки пусть их едят, а на моем столе им не место. От одного их вида с души воротит. Но Найтон тебя спас. Как разумно было, Пру, послать за ним в Лондон.

— Он просто оказался в гостинице. Нам ужасно повезло.

Конечно, хорошо, что он случайно оказался в гостинице, но было бы гораздо лучше, если бы за ним специально послали в Лондон, и Кларенс быстро перевернул всю историю на свой лад.

— Это хорошо, что он так быстро прибыл. Я ему об этом непременно скажу. Вернусь в Лондон и попрошу его проверить у меня легкие.

— А что у тебя с легкими, Кларенс? — спросила миссис Маллоу.

— Немного побаливают, — сообщил он, живо представив себе физиономию мистера Макги, когда тот увидит коляску Найтона у его дверей. — Впрочем, воды мне помогут. Завтра же все вместе отправимся в зал для питья вод. Наверное, все будут на тебя смотреть. Представляю, какой будет ажиотаж: все глаза глядят на тебя, все просят подписать твои книги.

— Так оно и есть, — подтвердила Уилма.

— Тебе одно беспокойство. Одно беспокойство, — произнес Кларенс с чувством глубокого удовлетворения. — Пойдем пораньше. Я хочу по дороге взглянуть на портрет Пру в витрине. Ты мне эту картинку так и не описала, Уилма. Она хорошо нарисована? Небось наша Пру изображена в профиль? И как? Насколько я знаю, эти ребята никогда не рисуют в анфас, их смущает трудный ракурс. А уж ресницы…

— Я очень похожа, — сказала Пруденс. — Я изображена сидящей за столом в зале для питья целебных вод, кто-то опрокидывает мой стакан, а кто-то вскарабкивается на мой стул.

— Ах вон оно как, — улыбаясь, проговорил Кларенс, — я бы их за пояс заткнул.

— Да нет, все не так плохо. Это же карикатурное изображение. Там всегда все преувеличивают. Я им благодарна, что они попросили меня расписаться в книге.

— Ты у нас известная скромница. Лично я терпеть не могу, когда ко мне лезут, — заявил он, на самом деле чуть не лопаясь от радости. Следующей его песней было: — А где Даммлер? Я-то думал, он здесь, с вами. Что-то не вижу у тебя кольца на руке.

— Кольца? — встревожено переспросила Пруденс. Она боялась, что он потребует объяснений на предмет отсутствия Севильи, но портрет в витрине, как видно, отвлек дядюшку от этой темы. А то, что он вдруг решил, что Даммлер должен сделать ей предложение, повергло ее в шок.

— Но ведь он помчался вслед за тобой, чтобы окольцевать тебя, разве не так?