Небо далеко СИ

 

 

ПРОЛОГ

Одиннадцатый день Месяца Гроз

«Всяк человек смертен. Он рождается по воле матери Жали, проводит на земле свой век, кому сколько отпущено, и уходит в нетление, где его принимает опять мать-земля Жаль. Почему боги установили такой порядок, никто не знает, но так было древе, есть сейчас и будет всегда. А те люди, которые не хотят умирать, значит идут против богов. Таких людей надо изобличать и бросать в поруб, дабы не смущали они остальных смертных».

 

 Нельзя оправдаться, когда тебе не верят. Если бы он мог крикнуть: «Я невиновен».

 Хотя что же это он. Он повторял это много раз, но его словно не слышали. Барн стоял на коленях в большой зале, цепенея от ужаса. И больше всего его пугала даже не близкая смерть, а вот эта самая невозможность оправдаться. Ему не верили. Не верили! Все существо внутри него орало, вопило: «Я чист. Я честен. Я предан моему Правителю». Но что было сделать, чтобы крик этот услышали?

Правитель, нагнувшись над ним, что-то кричал ему в лицо, вероятно, о чем-то спрашивал, но Барн не мог сложить звуки в понятные слова и лишь шептал: «Я невиновен, я невиновен». Он пытался ухватиться за ускользающее сознание, но это ему никак не удавалось. Если бы кто помог ему, если бы кто помог...

Из-за плеча Правителя показалось знакомое лицо. Кажется, это тиун Правителя. Да, это Немир. Этот человек один умел уговорить Правителя в минуты его гнева.

Вся душа несчастного, которая, казалось, давно валялась бездыханная где-то в пятках, вдруг снова расправила отяжелевшие крылья и устремилась навстречу неожиданной надежде. Барн не мог ничего сделать, не мог ничего сказать, он мог лишь стоять на коленях и, пожирая глазами приближающегося человека, посылать ему свою немую мольбу: «Помоги, помоги...»

Но Немир вдруг замер на полпути, словно задумавшись, идти ли ему дальше (кажется, Правитель что-то говорил ему — или нет?), и потом — о ужас! - сделал шаг назад и замер, слившись с безмолвной толпой мечистан, стоявших вокруг.

Правитель повернулся к Барну. В его руке что-то сверкнуло. Душа обреченного, ломая крылья, стремительно полетела вниз и разбилась вдребезги где-то в районе желудка. Удара меча Барн не почувствовал. Он понял, что умер, раньше, чем умер на самом деле. Его телесная оболочка, потерявшая опору, завалилась на бок так, будто никогда и не принадлежала живому человеку.

Правитель помедлил немного, потом аккуратно вытянул меч из тела. Толпа мечистан вокруг даже не колыхнулась. Безмолвные и до этого, сейчас они и вовсе превратились в безликую стену: ни шороха, ни вздоха... Да Правителя они и не интересовали, он вел себя так, словно был в зале один. Он совсем не смотрел в их сторону, он смотрел на тело. Смотрел, не отрываясь, будто ждал, что оно сейчас поднимется.

Но тело по-прежнему лежало на боку и не двигалось.

Правитель подождал немного, потом повернулся к толпе и посмотрел на своего тиуна. Немир тут же приблизился.

-   Проверь пульс.

Немир послушно пощупал возле сонной артерии.

-   Ничего.

-   Ну, что ж, подождем.

Около Правителя быстро появилось деревянное седало, и он, усевшись, принялся сосредоточенно вытирать с меча кровь полой кафтана, изредка взглядывая в сторону мертвеца. В напряженном ожидании прошло несколько минут. Вельможи, как и лежащий перед ними покойник, не подавали признаков жизни; Немир примерз к месту, возле которого его застиг последний приказ Правителя. Он стоял, опустив глаза в пол, и тоже не шевелился. В итоге, более-менее живым в огромной зале казался лишь Правитель. Он закончил свое важное занятие, прикрепил чистый меч на бок и кивнул Немиру:

-   Проверь.

Тот так же бесстрастно, как и в первый раз, прикоснулся двумя пальцами к шее покойника, потом для убедительности повторил операцию еще раз. Потом проверил зрачки и поднес к губам лежащего зеркальце, которое достал из кармана. Мертвец мертвее не стал, но и живее тоже. Немир покачал головой.

Правитель нервно поднялся:

-   Что, надо еще подождать?

-   Можно подождать, мой Правитель, но мне кажется, он холодеет.

Правитель опустился над телом и стал проделывать те же манипуляции, что до него проделал его тиун.

В это время двери залы раскрылись, впустив темноволосую женщину средних лет, одетую в широкие темно-синие платья. Она, ни слова не говоря, быстро подошла к Правителю и, чуть поклонившись ему, встала на колени перед телом. Наверняка покойный был бы польщен, зная, сколько людей (и каких людей!) уделяют внимание его останкам — женщина провела возле тела не менее десяти минут, что-то ощупывая и проверяя. Но, однако, вердикт ее, когда она поднялась, был вполне ожидаем:

-   Он несомненно мертв, мой Правитель.

Правитель с досадой в последний раз посмотрел на своего несомненно мертвого вельможу, словно упрекая его за то, что тот умер, потом вздохнул:

-   Значит, он невиновен. Что ж.

     Тут Правитель соизволил заметить толпившихся вокруг мечистан и обратился к ним:

      - Барн был прекрасным человеком и преданным слугой своего Правителя. Он слишком рано ушёл в нетление, но это не значит, что он ушёл из нашей памяти. Хочу, чтоб все знали, что он отдал жизнь за мир и спокойствие нашего Острова. Я назначаю сто кун на его тризну и столько же его семье: супруге и детям… У него есть дети?

-   Двое, - тут же раздались голоса из толпы оживших мечистан.

Правитель обвел взглядом присутствующих, ожидая поддержки. Все сразу зашевелились, словно по мановению волшебной палочки с них спало оцепенение, стали горячо обсуждать подробности предстоящих похорон и расхваливать покойника.

А слуги меж тем вытаскивали в двери бесформенную окровавленную тушу, завернутую в грубое полотно — то, что всего час назад было Барном. Уважаемым вельможей, состоятельным человеком, единственным сыном самого богатого купца в селище.

 

 

Тридцать первый день Месяца Гроз. Раннее утро.

Эллианна услышала этот мягкий медный звук, когда подходила к храмине самочина, и невольно замедлила шаг. Как, впрочем, и все, кто был в этот момент на улице. Горожане, замолкнув, подняли головы, слушая, как Большое Колоколо в центре отбивает один удар.  Этот мирный, спокойный звук отразился на их лицах тревогой и страхом. И Эллианна тоже почувствовала, как к горлу подступает какой-то холод. Конечно, она знала, что ей бояться нечего: сюда, в Красный Город, ни разу за триста или четыреста Лет не доходила Большая Волна. И всё же гулкий, разлитый в воздухе звук приближающейся беды превращал её снова в маленькую девочку, замершую на руках у отца, и напряжённо прислушивающуюся в страхе.

Вот звук прогудел над головами и медленно умер где-то в небе за городской стеной.

Какой-то лохматый древоделя, застывший с охапкой своих плотницких инструментов, уронил на каменную мостовую чекан, и громкий резкий звук разом пробудил всю замершую улицу.

Эллианна огляделась: до знакомой до отвращения белой храмины оставалось всего ничего. Она пересекла широкое купище, сегодня пустое и тихое, так как день был не торговый, и пройдя ещё немного по усыпанной мелким гравием дорожке, поросшей по краям густым кустарником, оказалась прямо напротив высокого крыльца, обильно украшенного замысловатой резьбой.

Все дома в Красном Городе ставили на высоких сваях, как и в Городище, хотя здесь и не было причин опасаться воды. Но то ли это делалось на всякий случай, то ли играла роль стародавняя традиция, то ли другие дома просто не умели ставить на Острове – как бы то ни было, а Эллианне пришлось преодолеть немало ступеней, прежде чем она достигла просторных сеней.

Самочин, плотный бородатый мужчина средних лет, принял её очень быстро и, хотя на лице его явственно просвечивалось неудовольствие, он никак его не выказал. Эллианна поняла, что пришла не вовремя, но это-то как раз волновало ее меньше всего: слава богам, она была не из тех, кому нужно согласовывать свой визит к первым вельможам города.

Самочин быстро поднялся ей навстречу, пытаясь перехватить ее в дверях и таким образом показать, что их разговор будет коротким, но Эллианна разгадала его маневр и, пройдя мимо него, демонстративно уселась напротив окна. Самочину ничего не оставалось как вернуться и начать разговор.

-   Здоровья вам, светлая госпожа. Как ваш сын?

-   Думаю, вы понимаете, что если бы ему стало лучше, я бы не сидела сейчас у вас, - не ответить на пожелание здоровья было неучтиво с ее стороны, но она была сейчас в таком состоянии, что даже не подумала об этом.

-   Совсем никаких изменений? - официальная улыбка на его лице сменилась выражением искреннего участия, и Эллианна не выдержала, всхлипнула. - А что тот лекарь, что я послал к вам позавчера?

-   То же, что и остальные.

-   Но что-то ведь он сказал?

-   О! Говорил он очень много, и все по латыни. Они все говорят одно и то же: «Надо подождать». Ждать!

Дверь комнаты приоткрылась, заглянувший в нее слуга сделал знак рукой. Эллианна обернулась на дверь:

-   Уверена, у него дело не такое важное, как у меня.

-   Как раз очень важное, - самочин виновато развел руками.

-   Нет, я не уйду, пока вы мне не поможете.

-   Но чем же я могу помочь вам, светлая госпожа? Я же не лекарь.

-   Да, но вы первый человек в селище.

Слуга в дверях снова сделал нетерпеливый жест. Самочин заёрзал:

- Именно поэтому я должен попросить вас обождать, - и, увидев, как больно ударило её последнее слово, поспешил добавить, - совсем недолго. Ко мне прибыл очень важный (действительно, важный!) человек по очень срочному делу. Которое не терпит отлагательства.

Эллианна чувствовала подвох, ей не хотелось отпускать самочина, не добившись от него хоть чего-нибудь. Но не могла же она сказать ему это прямо. Она поджала губы и молчала. И самочин быстро сообразил, что для него будет выгоднее сделать вид, что он принял её молчание за согласие.

- Спаси вас боги. Знал, что вы поймёте меня. Я не заставлю вас ждать долго, - с каждым словом он делал шаг к двери и с помощью этой нехитрой уловки добился того, что, когда Эллианна открыла рот (правда, так и не придумав, что сказать), он был уже вне комнаты. Раздосадованная Эллианна успела только заметить, как он махнул ждавшему возле двери слуге, указывая на неё.

Вышколенный слуга тут же вбежал в комнату. В руках его волшебным образом появился поднос, на котором стояла небольшая корчага с сытой, подслащённой мёдом водой, и тарель с фруктами. Но для роли незаслуженно обиженной, которой решилась придерживаться Эллианна, всё это не подходило, и она тут же выставила слугу вон. Сама же принялась повторять про себя фразу «терпение – наивысшая добродетель». Повторила раз. Повторила второй…

На третий её не хватило.

Она вышла из комнаты и тихо приблизилась к соседней двери, из-за которой доносились голоса. «Он еще не ушел!» - раздраженно подумала Эллианна, ненавидя посетителя всей душой. Ей и в голову не пришло, что за прошедшее с момента ухода самочина время они там успели разве что поздороваться. Им, как минимум, надо было попрощаться. Не говоря о том, что у них было какое-то дело.

Эллианна постояла в нерешительности. Заглянуть в комнату было бы верхом неприличия... Но так хотелось! Эллианна отошла. Снова подошла. Если она не напомнит о себе, они будут сидеть там до вечера. Но заглядывать в комнату, когда тебя ясно просили подождать! Нет!  Эллианна отошла и опять вернулась. Но ведь она не будет входить, лишь глянет одним глазком — чтобы напомнить о себе! - и сразу же уйдет. Она медленно потянула за дверную ручку, окинула взглядом комнату и повернулась уходить... Но вместо этого вдруг широко распахнула дверь и вошла, кипя негодованием:

-   Так это, - она указала на стоящего перед самочином невысокого, коротко остриженного юношу, - так это ваш важный человек, ради которого вы готовы пожертвовать жизнью моего сына! Смерд?!

-   Светлая госпожа! - подскочил к ней самочин.

-   То есть я была права? Вы просто хотели от меня избавиться?

Слезы наворачивались у нее на глаза, она поспешила к выходу. Но самочин преградил ей путь:

-   Светлая госпожа, не говорите так. Я бы ни за что не обманул вас. Это слуга очень важного человека. Его господин — Немир, тиун Правителя.

Эллианна остановилась:

-   Тиун Правителя? У нас? С какой стати?

-   Всего лишь проездом. Но вы же понимаете, такая особа. Нужен хороший прием.

Напуганный неожиданным вторжением слуга закоченел возле стола. Эллианна окинула его критическим взглядом, будто оценивая, достоин ли он звания слуги такого вельможи.

-   И что же нужно этой особе? - спросила она, все еще с выражением недоверия в голосе, обращаясь к не смеющему поднять на нее глаз юноше.

Ответил, однако, самочин:

-   Ночлег, ничего более. Но вы же понимаете, у нас не так много домов, где можно принять...

-   У меня такой дом, - перебила его Эллианна.

Самочин задумался.

-   А ведь она права, - обратился он через какое-то время к слуге. - Дом у нее, и правда, великолепный. Пожалуй, лучше в нашем городе и не найти. Там твой господин будет обеспечен всем необходимым. Уют, порядок, привычная роскошь.

Эллианна решительным шагом приблизилась к юноше:

-   Когда прибывает твой господин?

Вопреки ожиданиям, тот ответил четко и совсем без страха в голосе:

-   Я опередил его часа на два, светлая госпожа, может, чуть больше.

Эллианна, которая уже почувствовала себя хозяйкой положения, повернулась к самочину:

-   Вы сможете за это время найти и подготовить другой дом?

Тот лишь развел руками. Он был человек неглупый и сразу сообразил, что позволить Эллианне считать себя победительницей для него очень выгодно. Так он смог бы убить сразу двух зайцев: избавиться от назойливой посетительницы и обеспечить большому человеку достойный прием.

Оставив поверженного самочина валяться у ее ног, Эллианна перешла в наступление на слугу:

-   Сколько комнат нужно твоему господину? Он путешествует один? Сколько у него слуг?

-   Нам нужны всего три комнаты. С моим господином едут еще двое: господин Родиволл, начальник стражи Правителя, и госпожа Унна...

-   Унна? Личный лекарь Правителя?

-   Да.

-   Она через два часа будет в городе?

-   Да.

-   Боги привели меня сюда. Идем же скорее, надо все как следует подготовить.

Но юноша стоял, нерешительно глядя на самочина:

-   Но это не все. Нам нужно еще одно помещение...

Эллианна заметила, как они обменялись непонятными ей взглядами. Но самочин, душа которого уже праздновала избавление от двух больших проблем, не дал ему договорить:

-   Уверен, в доме госпожи Эллианны найдется все необходимое. Она ни в чем вам не откажет.

После этих слов слуга притих и беспрекословно позволил увести себя.

Два часа в хлопотах пролетели незаметно. Эллианна всех слуг подняла на ноги, чтобы обеспечить высоким особам подобающий прием: три светлые и без того чистые комнаты были вычищены до блеска, воды было нагрето столько, что хватило бы на весь двор Правителя, повара второй час не выходили из кухни.

За полчаса до предполагаемого прибытия своего господина Иов, его слуга, отправился к городским воротам. С его уходом суета в доме достигла своего апогея. Эллианну не покидало обычное в таких случаях чувство, что она что-то забыла сделать, и она ужасно боялась, что это что-то выплывет наружу в самый неподходящий момент. Она загоняла слуг до истощения сил и нервов и сделала все, чтобы и себя привести в состояние паники. Она вообще считала, что спокойно готовиться к приему гостей было неприлично, и поэтому тех из слуг, кто не был еще на взводе, она всеми силами доводила до положенного градуса истеричности. Но, конечно же, как всегда бывает, гости прибыли намного позже, чем ожидалось, и хозяйка успела сделать все, что хотела и даже немного больше. И даже осталось время потрепать нервы себе и всему дому сверх положенного.

Первым в ворота ее дома въехал, как она и ожидала, сам тиун. Эллианна видела его впервые, но сразу узнала — слишком известной персоной он был, чтобы его не узнать. Кроме того, большой вельможа в нем угадывался по стати, с которой он восседал на своем жеребце, по уверенному виду, с которым въезжают в чужой двор только очень высокие персоны, по добротной дорогой одёже. На нём не было ничего лишнего: короткий приталенный кафтан был расстёгнут и под ним виднелось расшитое золотыми нитками подкафтанье, надетое, как и полагалось, на несколько тонких рубах, выступавших каскадом одна из-под другой. Облегающие штаны с замысловатым орнаментом были заправлены в невысокие калиги. Длинные волосы тщательно уложены и скреплены на спине небольшой бриллиантовой заколкой. Еще Эллианна сразу отметила, что тиун вполне хорош собой и, что еще больше её удивило, гораздо моложе, чем она ожидала. На вид ему было тридцать с небольшим.

За тиуном въехала Унна, личный лекарь Правителя. С их последней встречи она ничуть не изменилась. То же отстранённое и строгое выражение лица, та же высокая тугая прическа (Унна свои длинные, как и положено, темно-русые волосы всегда убирала наверх, в отличие от Эллианны, очень гордившейся своими волосами и всегда старавшейся уложить их так, чтобы они светлыми волнами спадали ей на плечи и спину), даже платья на ней, казалось, были теми же, что и пол Лета назад – того же темно-синего цвета: верхнее, без рукавов, с большими разрезами по бокам, – самое тёмное, почти чёрное, а остальные чуть светлее, но всё же очень строгие: ни узоров на ткани, ни расшитых подолов, ни бисера, ни поясков – всего того, что очень любила Эллианна. Поверх была накинута япончица того же скучного, темно-синего цвета.

Унна тоже узнала Эллианну и сдержанно кивнула. Расторопные слуги уже принимали у нее коня, меж тем, как Иов помогал спешиться своему господину.

Эллианна помнила, что должен был быть еще один гость, для которого приготовили третью комнату — начальник стражи Правителя Родиволл. Слуги ее стояли у ворот, готовые принять его коня, но появление его оказалось в высшей степени неожиданным. Не успела Эллианна поприветствовать прибывших гостей, как во двор въехала большая телега, груженная разным скарбом. В этом не было, конечно, ничего удивительного: у путешествующих знатных особ должна была быть дорожная кладь. Удивительным было то, что на козлах этой телеги сидел мужчина средних лет, которого никак нельзя было принять за кучера: одет он был в отороченный мехом пардуса кожаный кафтан с расшитыми золотом поручьями, на шее висела толстая золотая цепь, чуть тронутые сединой длинные волосы, были безупречно чисты и тщательно уложены. Всё, ну просто всё, говорило о том, что это сам Родиволл, ипат, начальник личной стражи Правителя. Но на козлах! На козлах телеги! Эллианна раскрыла рот от изумления. Но стоило ей приглядеться, как оказалось, что восседающий на козлах телеги ипат Правителя — это не единственный сюрприз. Прямо за ним на телеге было свободное от клади место, и там в очень неудобной позе сидел грязный, худой человек. Его худоба была заметна даже под широкой не по размеру рубахой, а темные волосы до плеч были так грязны, что это было видно даже в сумерках. Когда телега подъехала ближе, Эллианна поняла, почему человек этот сидел в такой странной позе: его руки были прикованы к переднему борту телеги.

Пока ошеломлённая хозяйка рассматривала странную повозку, ее слуги не теряли времени даром: они помогли спуститься с козел странному вознице, положение которого ничуть их не обмануло, – они оказывали ему почести как вельможе, и принялись быстро, но в то же время осторожно снимать с телеги мешки и сундуки.

Эта суета вывела Эллианну из оцепенения. Она оглянулась, опасаясь, что тиун заметил ее замешательство и выражает недовольство, но, увидев, что и он, и Унна целиком заняты приведением в порядок своего туалета, слегка помятого из-за долгого нахождения в седле, облегченно вздохнула и бросилась к ним, спеша пригласить их в дом.

Но не успела она произнести и двух-трех положенных фраз, как к ним подошел Родиволл (это оказался все-таки он – Эллианна отбросила все сомнения, когда увидела, как он по-деловому, почти как равному, кивнул Немиру). Военный человек, он не тратил время на пустые любезности. Коротко кивнув, он сразу перешел к делу:

-   Нам нужно надежно запирающееся помещение без окон.

Эллианна думала не больше минуты:

-   Подклеть?

-   Показывайте, - в нем сразу чувствовался человек, привыкший командовать.

Один из слуг, стоявших в стороне в ожидании приказаний, сломя голову кинулся открывать подклеть, а Эллианна, с трудом заставив себя не смотреть на телегу, повела Немира и Унну в дом. Она показывала им трапезную, когда к ней снова подошел (и снова без церемоний!) Родиволл.

-   Всё в порядке, - сказал он, и ее покоробил его тон, будто он обращался к своему подчиненному, работу которого проверял, - подклеть нам подходит. Один вопрос: сколько ключей от этой подклети?

-   Два, - Эллианна твердо решила не выставлять наружу своих чувств. Она даже смогла выдавить из себя вежливую улыбку.

-   Надеюсь, я не обижу вас, если попрошу отдать мне и второй.

Она глубоко вздохнула и, сказав себе: «терпение – наивысшая добродетель», снова улыбнулась:

-   Ну, что вы. Вам его принесут через минуту.

Да, она могла гордиться собой.

-   Ключей точно только два?

Вот против такого было бессильно даже самое ангельское терпение!

- Вы хотите сказать, что я лгу?! - взорвалась она.

Хам даже бровью не повел. Он отреагировал так, будто услышал вежливый и спокойный ответ. Он деловито кивнул сам себе, совсем не глядя на нее, и так же деловито удалился, даже не извинившись, словно был не в чужом доме, а разгуливал по собственному двору среди своих мечников.

Эллианна обратила свои расширившиеся глаза на Немира и Унну, стоявших рядом с ней, надеясь если не на поддержку, то хотя бы на объяснение такого поведения.

- Утка – это очень хорошо, - сказал тиун, будто ничего не произошло, продолжая прерванный разговор. - А вот сикеры совсем не надо – мы завтра уедем очень рано, голова должна быть ясной.

Унна вообще не смотрела на них. Она разглядывала окружающую ее обстановку так внимательно, словно обдумывала, не купить ли ей этот дом, и всё, что происходило вокруг, похоже, интересовало её не больше, чем блохи у их дворового пса.

Оскорблённая до глубины души, Эллианна уже жестоко жалела, что вызвалась принимать у себя этих господ. Но отступать было поздно, и оставалось дотерпеть как-нибудь до утра, чтобы потом с облегчением отправить их восвояси.

Но сначала её ждало ещё одно испытание: ей предстояло узнать, что все её мучения были впустую – визит первой лекарши Острова оказался таким же бесполезным, как и визиты всех предыдущих горе-целителей.

Закончив ужин раньше всех, Унна поднялась и своим ровным, бесцветным голосом произнесла:

-   Ну, показывайте. Где ваш мальчик?

Премил так же лежал в своих покоях, чуть посапывая во сне. Мягкий вечерний ветер, проникая через приоткрытое окно, трогал его волосы на лбу. И хоть Эллианна знала, что он был очень симпатичным мальчиком, сейчас он показался ей просто фантастически красивым.

-   Сколько он не просыпается?

-   Завтра будет неделя, - Эллианна не смогла удержаться и всхлипнула.

Унна потрогала его лоб, проверила пульс. Потом достала из небольшого сундучка, который принесла с собой, какие-то лекарские инструменты и стала колдовать возле малыша. Эллианна стояла у двери, боясь приблизиться и боясь услышать те самые слова, что она уже слышала однажды.

Наконец Унна выпрямилась и стала медленно укладывать свои вещи обратно в сундучок.

-   Я не нахожу ничего страшного. Все органы работают правильно.

Сердце бедной матери упало: те же слова, точь-в-точь как тогда.

-   И?

-   И он скоро проснется.

-   Вы говорили то же про моего мужа! - истерически вскрикнула Эллианна, не в силах сдержаться.

Унна аккуратно закрыла сундучок.

-   Я сочувствую вашему горю и понимаю ваше волнение, - её голос не выражал никаких чувств. - Я ничего не могу сделать и ничем не могу подтвердить свои слова. Просто поверьте: в этот раз всё будет по-другому. Ваш малыш будет жить.

-   И когда... и когда он проснётся?

-   Вот этого я в точности не скажу. Самый сложный мой пациент проспал почти месяц. Кто-то просыпается быстро, кто-то спит дольше. Наберитесь терпения. Я скажу вам, что надо делать, чтобы он не потерял силы за то время, пока спит. Вы меня слушаете?

Эллианна кивнула. Ждать! Снова ждать! Если бы они все знали, что это как раз тяжелее всего - ничего не делать, а просто ждать. Унне легко говорить – она не знает, что значит потерять близкого человека, что значит опасаться за жизнь своего ребёнка. Конечно, её положение Первого Лекаря Острова не сравнимо с положением простой женщины, вынужденной самой заботиться о себе и своей семье. Конечно, ей, привыкшей к спокойному и безоблачному существованию при Дворце, ни за что не понять, сколько боли заключает в себе это короткое слово ждать.  И конечно, Эллианна не станет выводить её из этого приятного неведения. Она уже всё для себя решила и поняла. Она молча выслушала все рекомендации и ушла к себе в комнату опустошенная и уставшая как никогда.

Густая темь уже зачернила все окна, и Эллианна, стоя возле одного из них, видела во дворе лишь мутные оранжевые круги факелов возле врат да чёрные силуэты кустов внизу. Большой двор был тих и пустынен, все уже, видно, ушли спать. Только возле двери в подклеть, ей показалось, маячила фигура.

Эллианна отвернулась от окна. Ия, её служанка, уже зажгла все свечи и подошла к хозяйке, чтобы помочь ей разоблачиться. Пока она колдовала с многочисленными тесёмочками верхнего, кружевного, платья, Эллианна стала рассказывать ей про свои обиды (а их за сегодняшний день накопилось немало). Начала с визита к самочину и за три платья добралась до Унны с её глупым советом ждать. Сначала Эллианна говорила медленно и ровно, но постепенно напряжение тяжёлого дня дало о себе знать, она стала перескакивать с одного на другое, всхлипывать, и к тому моменту, когда Ия сменила её последнее, самое тонкое и длинное, нижнее платье на расшитую кружевами ночную сорочку, она уже пребывала в слезах и почти кричала:

-   Подумай только, он вздумал проверять мои слова! Ведь он еще у двоих слуг спросил про ключи! В чужом доме нет никакого почтения к хозяйке! Зачем я только пошла к этому самочину. Всё равно от него толку никакого!

Она вздохнула и села на лавку, чтобы дать служанке расплести её волосы.

Немного помолчав, она вдруг сказала:

-   И вообще, все это очень странно, ты не находишь? Главные вельможи страны, одни, почти без слуг — один парень на всех! Женщина в дороге без служанки. Не понимаю! Да еще этот с ними... Зачем таким людям тащить с собой арестанта? Что у них, мечников нет? Куда они едут? Ты ничего не знаешь?

Почувствовав, что Ия замялась, Эллианна быстро повернулась к ней:

-   Говори, что знаешь.

-   Я, конечно, не поручусь, - Ия, молоденькая, хорошенькая девушка, остриженная, как и все смерды, очень коротко (что, впрочем, совсем ее не портило), складывала в небольшой ларь многочисленные заколки, снятые с волос госпожи, - но Иов, слуга господина, сказал, что они едут искать лекарство.

У Эллианны перехватило дыхание. Она и не подумала спросить, что за лекарство и от какой болезни. Какие тут могли быть вопросы — сейчас у всех на уме было одно и то же.

- Он, правда, вел себя как-то странно, да и сам он довольно странный, - Ия хихикнула. - Как только пришел на кухню, разбил горшок и вылил горячий суп себе на ноги, потом уронил на себя шандал, стоящий у двери. И всё с таким видом, будто это его постоянные обязанности: всё ломать и ронять. Не знаю, стоит ли верить его словам. 

-   И где это лекарство?

Ия пожала плечами:

-   Больше он ничего не сказал.

-   Хорошо, иди.

Ия посмотрела удивленно: хозяйка никогда не отпускала её так рано. Но Эллианна смотрела куда-то сквозь нее и о чем-то напряженно думала. Ия осторожно закрыла ларь и на цыпочках вышла.

А Эллианна уже обдумывала план, неожиданно пришедший ей в голову. С этой минуты в ней поселилась уверенность, что она должна ехать вместе с тиуном.  Правда, она не представляла себе, как оставит сына. Но лучше, думала она, расстаться с ним на время и потом приехать с лекарством, чем сидеть рядом и ждать неизвестно чего. Она не верила лекарям: ни Унне, ни остальным. Прекрасное средство от болезни: ждать! Нет уж, ждите сами, а она будет действовать.

Эллианна долго расхаживала взад и вперед по комнате, стараясь обдумать все «за» и «против». «Против» было больше, но это ее не останавливало. Она долго пыталась придумать, что скажет тиуну. «Здрасьте-ста, я еду с вами» категорически не подходило. Должна была быть веская причина. Но тогда бы пришлось сознаться, что она знает о цели их поездки. Он, конечно же, станет все отрицать и скажет, что они едут на ярмарку, чтобы отдохнуть от государственных забот. Или, еще хуже, спросит вежливо: «А какое ваше собачье дело, куда и зачем мы едем? Вы кто такая?» В общем, эта часть ее раздумий была самая грустная. А вот дальше было веселее: воображать, как она привезет лекарство, как ее Премил проснется и скажет «мама», было очень приятно, и она совсем не думала о том, что понятия не имеет, что это за лекарство, где оно, через что придется пройти, чтобы заполучить его... И вообще, есть ли оно, или это всего лишь неудачная шутка заскучавшего слуги?

Утром гости засобирались в дорогу очень рано, но Эллианна была начеку. К тому моменту, как зевающий и потягивающийся Иов первым из гостей вышел из комнаты, её багаж был уложен, лошади запряжены, она и ее верная Ия (которая не зря заподозрила подвох, когда хозяйка отпустила ее раньше обычного, — спать в эту ночь ей не пришлось) были полностью одеты. В связи с особыми обстоятельствами Эллианна решила обойтись лишь одной служанкой: Ия будет ей и за кучера, и за горничную, и за кухарку. Эллианна с первыми лучами солнца уже была на дворе, чтобы не упустить минуту, когда выйдет тиун. Правда, вместо тиуна она совершенно неожиданно наткнулась на ипата: Родиволл спал прямо на земле возле двери в подклеть – видно, уверения Эллианны в том, что все ключи от этой двери были у него, его не убедили. Но у Эллианны уже входило в привычку ничему не удивляться, тем более, что сейчас её гораздо больше волновало другое: как сказать тиуну, что она намерена отправиться вместе с ними. До самого завтрака она так и не решилась подойти к нему. Наконец, когда слуги уже начали убирать со стола посуду, а тиун поднялся, чтобы идти во двор, Эллианна, поняв, что это её последний шанс, собрала все свое мужество и сообщила ему приятную новость.

Конечно она не ждала, что он обрадуется и попросит у нее места в ее карете. Но все получилось совсем плохо. Тиун сначала посмотрел на нее так, будто она внезапно заговорила на языке племени аборигенов острова Тхи-тоо, и он не понимает ни слова, потом, когда до него все же дошло, что ее наречие ему знакомо, он улыбнулся (что-то вроде «бывают-же-такие-сумасшедшие-дамочки») и четко и ясно сказал: «Об этом не может быть и речи» и повернулся к ней спиной. Его ответ был настолько прозрачен, что переспрашивать не было смысла. Конечно, она не была бы настоящей женщиной, если бы не переспросила. На этот раз тиун дал ей более подробный и обстоятельный ответ. Он прямо сказал ей, что их путешествие носит сугубо деловой характер, обусловлено исключительно государственными интересами и не предполагает участие посторонних лиц. И еще он намекнул, что женщине ее круга неприлично вести себя, как продажная девка, предлагающая себя кому попало. (Про продажную девку она, может, и преувеличила, но все равно было очень-очень стыдно и неловко.)

И вот она стояла на высоком крыльце дома и с грустью наблюдала, как ее слуги бегают по двору, изо всех сил приближая отъезд людей, которых ей так не хотелось отпускать без себя.

Вот уже запрягли лошадей в телегу, теперь на ее козлах устроился Иов (что было логичнее), уложили в нее всю кладь, из конюшни вывели оседланных лошадей. В последний момент Родиволл вывел из подклети арестанта. Тот, щурясь на солнце, поднял на нее глаза — и Эллианна вдруг увидела, что он гораздо моложе, чем показалось ей вчера. Пожалуй, ему не было и тридцати. И еще она не могла не обратить внимания, что парень был невероятно хорош собой, хорош настолько, что его не портили ни бесформенная грязная рубаха, ни ссадины, которыми в изобилии было покрыто его лицо. Родиволл грубо подтолкнул его в спину, так, что тот едва не упал. Эллианна, не отрываясь, следила, как они подошли к телеге и как Родиволл тщательно приковал его руки, несколько раз проверив и перепроверив, надёжны ли оковы. Следя за его действиями, Эллианна подумала, что он уж как-то слишком груб: с человеком, находящимся в твоей власти, можно было бы обходиться если не помягче или повежливее (Эллианна была уверена, что таких слов Родиволл и вовсе не знал), то хотя бы без излишней жестокости. Да и эта маниакальная забота об охране арестанта! Он ведь все время ни на шаг не отходил от него и думал, казалось, лишь о том, чтобы тот никуда не делся. Всё это было очень странно. Впрочем, странностей у её постояльцев было и без того предостаточно.

Пока Эллианна так размышляла, Немир и Унна успели усесться в сёдла, и мысли её переключились на них. Вот сейчас они уезжали, спокойные, равнодушные, сытые, хорошо отдохнувшие. Оба лишь чуть кивнули ей (знак вежливости, не более!), чтобы через пять минут забыть и про дом, где они провели ночь, и про его хозяйку, и про её больного ребёнка. Конечно, тиун сказал ей про важные государственные дела только, чтобы от неё отделаться. Она смотрела на то, как он не спеша раскладывал в руке поводья, и в её душе бушевала такая обида на этого холёного, избалованного излишним вниманием, всем довольного, не знающего горя человека, что она еле сдерживала слёзы. Конечно, как человеку, не имеющему никаких проблем и привыкшему, что любое мало-мальское затруднение решается само по себе, лишь по мановению его руки, понять горе женщины, недавно потерявшей мужа и теперь ночами не спавшей от страха потерять и сына. Вот сейчас он едет по поручению Правителя, рассчитывает, наверное, на очередную награду. И наплевать ему на то, что от того лекарства, за которым он едет, зависит жизнь многих людей. Эллианна вздохнула. Нет, не нужна мне ваша помощь, светлый господин тиун, я и без вас прекрасно обойдусь. Словно услышав ее мысли, Немир обернулся, обвел отсутствующим взглядом двор, еще раз поклонился ей с тем же безразличным и отсутствующим выражением лица и выехал за ворота.

 

 

НЕМИР

Легенду о бессмертных Немир, конечно, знал. Вельможи ведь тоже люди и тоже когда-то были детьми. Холодными зимними вечерами, когда темнело рано, дети, жившие во Дворце, собирались на одной из кухонь возле печки, подъедали оставшиеся после обеда сладкие пирожки и рассказывали друг другу всякие чудные истории: про Огненную Птицу, которая может исполнять желания, если ее правильно поймать, про хитрого Переплута, обманувшего однажды самого Старого Правителя, про злых навок, таскающих детей, про Старшего Медведя – Правителя зверей и птиц всего Острова. И про бессмертных людей, которые живут с той самой поры, когда богиня Жаль сотворила на Острове жизнь. Люди эти бессмертные ничем не отличаются от обычных, разве что не стареют - остаются вечно молодыми и красивыми, и не умирают. Не берут их ни голод, ни болезни; если рубануть такого человека мечом, он через некоторое время встанет как ни в чем не бывало. Сказок таких было несчетно, дети их слушали, раскрыв рты. А были среди них и маленькие смерды – дети прислуги, и отпрыски живших во Дворце приближенных Правителя, такие как Немир, а нередко захаживал на эти посиделки и сам Наследник. Все дети, независимо от своего положения, любят сказки, легенды, разные чудесные истории. Но когда они вырастают, все это, конечно, забывается. И Немир был несказанно удивлен, когда оказалось, что Новый Правитель (бывший маленький Наследник), не просто помнит старую легенду, но и верит в нее. Как потрясен был Немир, когда Правитель, собрав всех мечистан и вельмож в мраморной зале – главной зале Дворца, огласил указ о начале «охоты на нелюдей» (Нелюди. Так стали называть этих таинственных бессмертных). Потом он долго наедине рассказывал Немиру о том, что появились очевидцы, описывающие, как упавший с огромного обрыва человек встал и пошел дальше, или как проколотый несколькими стрелами воин умер лишь на несколько минут, а потом «воскрес», и все раны чудесным образом зажили. К этому прибавлялись сведения о тайных планах нелюдей убить Правителя и захватить весь Остров, добытые из каких-то жутко секретных источников, которыми Правитель не мог поделиться даже со своим тиуном. Все это было похоже на выдумку, но Правитель относился к этому более чем серьёзно – поверил в это и Немир. Раз Правитель посчитал нужным идти на такие крайние меры, значит, у него были свои резоны. Немир за то время, что был тиуном, научился не задавать лишних вопросов. Надо так надо. И всё же не мог он равнодушно смотреть на потоки крови, которые полились с того дня, когда был обнародован указ. Ведь, что ни говори, а узнать, бессмертный ли человек, можно было лишь одним способом, – и Остров стал покрываться могилами людей, смертью доказавших свою невиновность. Кроме того, крутые меры не приносили никаких результатов: ни одного бессмертного еще не нашли.

Вот и сегодня, зайдя в мраморную залу и увидев старого Барна на коленях перед Правителем, Немир почувствовал жалость, усилившуюся, когда он поймал на себе умоляющий взгляд обреченного. Может быть, преданный слуга Правителя внутри него и верил, что Барн окажется коварным нелюдем, но интуиция и какое-то другое чувство, которое он не мог обозначить, говорили, что снова погибнет невиновный. Однако он видел, что Правителя не остановить. Пока тот не убедится воочию, что труп его новой жертвы начал остывать, он не успокоится. Поэтому как ни жаль было Немиру беднягу Барна, он отошел в сторону, туда, где стояла толпа притихших мечистан, и стал ждать окончания. Разговор, с которым он шел к Правителю, обещал быть неприятным, поэтому вынужденная задержка (если отбросить все этические тонкости) его не очень расстроила. Появилась возможность еще раз обдумать, что сказать Правителю. Хотя что тут можно было придумать: он не справился с поручением Правителя. Пусть первый раз в жизни, пусть поручение было слишком сложным, а если уж быть честным, то совсем невыполнимым – оправданий ему не было, это он осознавал. И сейчас, собственно, его судьба зависела от того, кто будет перед ним, когда он признается Правителю в неудаче: грозный неумолимый начальник или добрый друг детства. Другу можно будет задушевно объяснить, что он не потратил напрасно ни минуты из выделенного ему времени, что он облазил все закоулки Острова до самого Околья, он ночами просиживал за старыми фолиантами в стрижницах – и ничего! Ни единого упоминания о Слове. Друг бы понял и посочувствовал. Грозный начальник не будет даже слушать. Обе эти ипостаси Правителя были Немиру хорошо знакомы, и не хуже знал он, как Правитель из доброго друга за миг умел превращаться в безжалостного владыку. Но, увы, предсказать этот миг, как и то, кто его встретит на пороге, он не мог. Как, впрочем, и ни один человек на Острове.

Меж тем Правитель вынул меч. Немир не был трусом и крови не боялся, но заставить себя смотреть на лицо несчастного Барна, который от ужаса, казалось, совсем лишился рассудка, было выше его сил. Он опустил глаза и постарался думать о чём-то постороннем. Единственное, что крутилось у него в голове, было проклятое Слово, и Немир стал вспоминать тот день, когда Правитель вызвал его и сказал, что поручает найти магическую книгу, которую называют Словом. Немир впервые слышал о таком и его сильно удивило слово «магическую» - из недоступного пониманию человека он верил только в Богов, даже мелкую нечисть вроде навок считал плодом воображения. Правитель показал ему документ, принадлежащий Старому, покойному, Правителю, отцу нынешнего, в котором говорилось о существовании Слова. В этой книге, как указывалось в документе, есть ответы на все вопросы (конкретнее Правитель не объяснил, а Немир спрашивать не стал). Книга эта появляется на земле каждые несколько десятков лет (сколько точно, неизвестно). Она является кому-то из людей, и человек этот имеет возможность задать любые вопросы, которые его интересуют, и получить на них ответы. А потом книга исчезает и появляется снова через много лет. Вот, собственно, и всё, что было известно Немиру о Слове. Понятно, что имея такой скудный запас данных, найти какие-нибудь сведения о книге было абсолютно нереально, и всё же Немир не посмел ослушаться своего Правителя и две недели добросовестно делал всё, чтобы найти Слово. Результат был предсказуем.

Лёгкий шум прервал его нерадостные мысли. В залу вошла Унна, личный лекарь Правителя. И как только она вынесла своё профессиональное суждение, что Барн бесповоротно мертв и уже не воскреснет, всё закончилось. Гробовая тишина сменилась гулом голосов, вокруг тела быстро собралась толпа, а Правитель, давно приметивший Немира, кивнув ему следовать за собой, быстро вышел из залы.

Через несколько минут они вошли в личные покои Правителя. Это было хорошо, значит, перед Немиром пока добрый друг – никто, кроме особо приближенных, сюда не допускался. Правитель пропустил Немира вперед и тщательно притворил за собой дверь, предварительно отослав находившихся возле нее слуг. Секретность прежде всего.

Вот и наступил миг, которого Немир так страшился. Он слишком хорошо знал Правителя, чтобы надеяться на счастливое разрешение этого разговора. Он не ждал прощения. Он лишь мысленно прикидывал, какое наказание придумает ему Правитель. Самым страшным для него было отлучение от должности тиуна, но до этого, он надеялся, не дойдет.

Оказалось все гораздо хуже.

Едва отойдя от двери, Правитель всем корпусом повернулся к Немиру:

- Ну? – зачем лишние слова, когда оба знают, о чем речь.

Глаза его горели нетерпением и надеждой.

Немир вздохнул и медленно встал на колени:

- Простите, мой Правитель.

Правитель сделал шаг назад:

- Совсем ничего? Хоть что-нибудь: слухи, сплетни…

Он сверлил Немира жадным взглядом, и от этого тому делалось все хуже. Немир снова вздохнул и покачал головой. Он хотел сказать, что Правитель дал ему слишком мало времени для такого сложного дела, но посмотрел на него и промолчал.

Воцарилась тяжелая тишина. Несколько минут Правитель напряженно жевал губы, разглядывая затылок своего тиуна, а тот стоял на коленях, низко опустив голову, и почти не дышал. Наконец Немир решился поднять глаза, чтобы определить, дозволено ли ему будет встать и высказать оправдания, но от всей фигуры Правителя веяло таким холодом, что Немир снова уставился в пол.

Неизвестно, сколько бы они так простояли, если бы в комнату не протиснулся слуга.

- Мой Правитель, светлая госпожа Унна просит покорно принять по срочному делу.

Правитель какое-то время смотрел будто сквозь него, отчего слуга поежился, потом махнул рукой, мол, зови, и тут же сказал Немиру таким бесцветным голосом, что у того сердце упало:

- Жди за дверью, пока позову.

Когда Немир выходил, мимо него прошелестела многочисленными платьями главная лекарша Дворца, не забыв одарить его своим странным взглядом, который он ловил на себе в последнее время. Хотя, может, ему это просто показалось потому, что она не вызывала у него симпатии. Да и вела себя она довольно странно. Иногда она была излишне высокомерна, словно не она принадлежит Дворцу, а Дворец ей, иногда была слишком раздражительна. Но чаще на ее лице читалось абсолютное безразличие ко всему – вы ей только сказали первое слово, а она уже безнадежно скучала, мечтая поскорее от вас избавиться. В общем, она принадлежала к тем людям, от которых хотелось держаться подальше. Немир так и поступал. Слава богам, здоровье у него было отменное, так что нужды в лекарях он не испытывал, а к матушке много лет ходил один старый лекарь, не из дворцовых. Он лечил еще отца, помогал ему бороться со смертельным недугом, был возле до последнего – и стал уже почти членом семьи.

Немир ждал долго. То садился на длинную скамью, то начинал ходить туда-сюда. Говорят, нет хуже, чем ждать и догонять. Немир в эти минуты свято в это поверил.

Наконец Унна вышла. На этот раз, проходя мимо, она даже не соизволила повернуть в его сторону головы, словно он был мебелью. Если во Дворце и был кто менее симпатичный и более бесчувственный, чем она, то только породистый хряк Одуванчик в свинарне.

Слуга услужливо открыл перед Немиром дверь в покои Правителя. Правитель сидел за столом и что-то писал. От него уже не разило таким холодом, как прежде, жесты его были более непринужденными, а взгляд менее напряженным. Но когда он, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Немира, тот сразу понял, что все это тепло предназначалось не ему – за многие Лета Немир научился читать своего Правителя, как книгу, и никогда не ошибался.

Правитель смотрел прямо на него и одновременно как будто куда-то мимо.

- Больше ты поисками Слова не занимаешься. Это будет делать Унна. А ты сосредоточься на своих дворцовых обязанностях. У тебя их немало.

И Правитель снова склонился над бумагами. Его тон и выражение лица не предполагали уточняющих вопросов. Немир молча поклонился затылку Правителя и вышел. Ошеломленный, разбитый, униженный. Унна. При чем тут Унна? Какое отношение лекарь может иметь к поискам – секретным! – магического предмета, имеющего целью защиту всего Острова? Как Правитель мог поручить ей это? А он, дурак, боялся, что Правитель его отстранит от должности. Да лучше бы уж отстранил, чем заменил женщиной! Да кем!

Неприязнь, которую до этого Немир испытывал к Унне, усилилась. Он не мог о ней даже думать спокойно, не то что ее видеть. Впрочем, с того дня он ее не видел целую неделю. Вероятно, она, и правда, отправилась на поиски Слова. Немир представлял, как она идет по его следу, наступает на те же грабли, набивает такие же шишки, и злорадно предвкушал, как она вернется ни с чем. Вот тогда Правитель и поймет, что напрасно обидел его. Но что, если… Нет, это невозможно! Она не сможет ничего найти! Он сделал все, что мог. Больше того, что мог! У него больше опыта, больше возможностей. Даже если ей сильно повезет, она неминуемо должна пройти его путем – и прийти к тому же результату. Каждый день Немир ждал ее возвращения – и надеялся, и страшился.

И вот по прошествии восьми дней его вызвали к Правителю. Учитывая, что с того памятного дня Правитель ни разу о нем не вспомнил, это могло означать лишь одно.

Как и ожидалось, вместе с Правителем была Унна. Как только Немир вошел, оба устремили на него такие взгляды, что он покачнулся. Без всякого вступления Правитель выстрелил в него вопросом:

- Твое Рождение в первый день месяца Полой Воды?

Немир растерялся. При чем тут день его Рождение?

- Д-да.

Непонятно почему, но этот ответ привел Правителя в бешенство. Он стал заливаться краской, кулаки его сжимались:

- О, теперь я понимаю, почему ты не нашел Слова! Ты хотел обмануть меня! Немедленно говори, где Слово, или, клянусь богами…

Он многозначительно не докончил фразу, предоставляя потерявшему дар речи тиуну самому домыслить ее.

Ужасно в разговоре в разъяренным Правителем не знать ответа на вопрос, но не понимать самого вопроса, не иметь возможности уловить, чего от тебя хотят, было во сто крат ужаснее. Немир вмиг утратил всякую возможность соображать, он лишь хлопал глазами и открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

Ему на помощь пришла, как ни странно, Унна, до этой минуты не спускавшая с него глаз.

- Мой Правитель, - мягко сказала она, - позвольте мне. Мне кажется, светлый господин тиун не понимает, о чем речь.

На лице Правителя было написано, что сильнее всего на свете он хотел бы сейчас придушить светлого господина тиуна своими руками, но он неожиданно послушался ее, взял себя в руки и сел, помахав над головой рукой, что, вероятно, означало, валяйте, делайте, что хотите. Немир и не подозревал, что власть этой женщины над Правителем простирается так далеко.

Унна тоже присела на край скамьи и указала Немиру скамью напротив. Тот послушно сел.

- Давайте вы сейчас успокоитесь и расскажете нам все, что смогли выяснить о Слове.

Немир попытался последовать ее совету, но успокоиться было не так-то просто, а рассказывать было и вовсе нечего. Он бросил на неё убитый взгляд и продолжал молчать.

Унна не стала его долго мучить.

- То есть вы не знаете, как определить день рождения человека, которому суждено найти Слово?

Она помолчала, больше для эффекта, чем ожидая получить ответ, и продолжила:

- Я узнала это. В день смерти человека, прочитавшего Слово, рождается следующий хозяин книги. Он только один на всем Острове рождается в этот день. И он ничего не знает об этом до своего двадцать седьмого дня рождения. В этот день Слово является ему…

Немир тяжело сглотнул – в начале этого Лета, в первый день вёсны, ему исполнилось двадцать семь. И он уже догадывался, что дальше скажет Унна. Но она молчала, пристально глядя ему в глаза. Немир не любил недосказанности.

- Этот человек, ну, последний хозяин Слова, умер в первый день месяца Полой Воды 6410 Лета? – спросил он.

Унна ничего не ответила. Она все так же, не отрываясь, смотрела на него. Теперь он понял, почему так разъярился Правитель, но…

- Но я не находил никакой книги, клянусь! Наверное, это какая-то ошибка. Откуда вам известна эта дата? Может, вы перепутали день или месяц? Проверьте еще раз.

Унна все так же молча смотрела на него. Зато Правитель вскочил, с грохотом отодвинув стул. Немир с Унной тоже поднялись. Немир ждал, что Правитель что-то скажет, но тот лишь яростно сверлил его своим взглядом. Немир хорошо знал это взгляд: оправдываться было бесполезно. Он молча опустился на колени.

- Хорошо. У меня есть способы заставить тебя говорить, - Правитель поднял колокольчик, которым обычно вызывал слуг.

Так Немир оказался в порубе. После всего случившегося это не сильно его и удивило.

 

***

Тебе предстоит стать человеком, Оунниираммо. Ты знаешь, что это неизбежно, тебе нельзя оставаться здесь, ты вернешься на землю. Не хочу лукавить: тебе там будет плохо. Очень плохо. Ты уже забыло (как и все мы!), что такое боль, страх, голод, холод. Все это ты вспомнишь.

Ты не первое, кого я спускаю на землю. Все они привыкли к той жизни – привыкнешь и ты. Но тебе будет легче: у тебя будет надежда вернуться. У других ее не было. Запомни это слово, «надежда». Оно многим людям помогало выжить. Поможет и тебе. Не сойти с ума, все выдержать и выполнить то, что надо. Ты все понимаешь, что я говорю? Если нет, постарайся запомнить мои слова, на земле они станут для тебя понятными.

Итак, нам очень нужна сейчас твоя помощь. Без тебя мы не сможем получить Слово, а оно не должна достаться людям. Тебе будет очень тяжело заполучить его. Там, на земле, никто из нас не сможет тебе помочь. Каждую секунду ты будешь страдать. Не смотри так – я не могу объяснить тебе, что значит «страдать», но ты быстро поймешь это там, на земле. Любой человек очень хорошо понимает это слово. Все, что я могу сделать для тебя, это рассказать тебе немного о людях. Чтоб ты быстрее свыклось со своей человеческой жизнью. Чтоб быстрее вспомнило все, что забыло. Свою прежнюю жизнь ты, конечно, не вспомнишь, но ощущения. Они вернутся. Ты готово меня слушать, Оунниираммо? Хорошо, тогда начнем.

 Что я могу рассказать тебе о людях? Не хочу тебя обманывать и создавать неверное впечатление. Люди – мерзейшие из существ, которых когда-либо порождала природа. Они живут во враждебном им мире, полном опасностей, в котором очень трудно выжить. Их постоянно убивают болезни, несчастные случаи, стихийные бедствия. Но вместо того, чтобы объединиться и совместно бороться за свое выживание, они занимаются тем, что истребляют друг друга. Придумали войны, мятежи, вражду. Откуда-то в них живет огромная – просто патологическая! – страсть к убийствам. Они устраивают публичные казни, чтобы насладиться зрелищем чужой смерти. Из охоты, которая необходима животным для выживания, они устраивают развлечение, убивая животных лишь для забавы. Но всё же самое большое удовольствие они получают, убивая себе подобных. Человеческая история – это история войн. Естественно, для каждой из них люди придумывают какую-нибудь ужасно благородную причину, но главная причина всех боен – это неистребимое желание убивать. Ни одна война не заканчивается, пока люди не утолят в небольшой степени свою жажду крови. Которую до конца им утолить никак не удается. Проходит несколько лет – и начинается новая война. И снова льются реки крови.

В своей обыденной жизни люди ничуть не симпатичнее. Человек постоянно всем недоволен. Ты никогда не встретишь человека, которого устраивала бы погода за окном. Ему всегда или слишком жарко, или слишком холодно, или недостаточно тепло, или ветрено, или дождливо. Словом, погода, как ни старается, никак не может угодить человеку. Это погода!! Которую надо принимать как данность – и всё. Да что там погода! Человек и рыбу ненавидит за то, что в ней много костей. Её, видите ли, есть неудобно. Всё в природе, по его мнению, существует лишь для того, чтобы удовлетворять его потребности и доставлять ему удовольствие. Весь мир создан исключительно для него.

Хотя сам человек слаб и беспомощен. У него масса недостатков. И самый ужасный из них – старость. Со временем сильный, энергичный, цветущий человек превращается в немощную развалину, один вид которой вызывает отвращение...