Небо для смелых

После первого урока Женя поспешил к отцу — коридор был пуст! К тому же после звонка на следующий урок он обнаружил, что его место на четвертой парте занято, а сумка, сшитая отцом из кусков хомутной кожи, засунута между последней свободной партой и стеной. Женя поднял сумку и, не спросив разрешения у учителя, медленно вышел из класса с твердым намерением больше никогда сюда не возвращаться.

Вечером, несмотря на Женины слезы и упрашивания не водить его больше в школу, отец твердо сказал, что завтра Женя опять пойдет в «казенку». Но, припомнив полные ужаса глазенки Воробышка, добавил:

— Отведи-ка завтра его ты, Марья.

Наутро, часов в шесть, Савва Федорович, переступив порог конторы, замер на месте от изумления. Возле круглой чугунной печки на брошенном овчинном тулупе спали, прижавшись друг к другу, Женя и извозчичий любимец пес Сверчок. Чтобы не идти в ненавистную школу, Женя, не спавший всю ночь, под утро сбежал из дома! Глядя на сына, Савва понял, что в эту школу Женя действительно больше не пойдет.

Посмеявшись проделке Воробышка, Ечкин посоветовал направить его в техучилище, благо оно совсем рядом, на Рождественке.

— И грамоте научат, и ремесло в руки дадут, а это в теперешние взбаламученные времена самое верное дело, — заключил Ечкин.

Время действительно было неспокойное. После поражения первой русской революции положение рабочего класса катастрофически ухудшалось. Московский «Дом трудолюбия» трещал под натиском безработных. Уже стало системой полное увольнение рабочих с фабрик на пасхальные праздники, с тем чтобы через десять праздничных дней набрать новых людей на еще более урезанную зарплату, оставив за воротами «крикунов» и «смутьянов».

Социальные контрасты достигли апогея.

«Торжественный обед, которым московское купечество чествовало английских гостей, был обставлен роскошно. Распорядителями заказаны ледяные фигуры медведя и льва, которые в лапах держали по пудовой чаше зернистой икры. Меню включало: уху из стерляди с на-лимовыми печенками, расстегаи городские, ланж из телятины по-русски, рябчики сибирские, салат, пудинг московский, десерт. Все входные билеты стоимостью 60 рублей были распроданы. Известный успех имел «Ухарь-купец», исполненный тенором г. Садовниковым», — взахлеб восторгается купеческим обжорством газета «Русское слово». И, будто посмотрев в перевернутый бинокль, газета «Раннее утро» в тот же день сообщает, что «…в одной из квартир дома Ечкина на Неглинной отравился нашатырным спиртом квартирант В. Я. Кабанов, 25 лет. Причина — крайняя нужда».

Страна была похожа на штормовой океан, готовый поглотить прогнившее суденышко самодержавия.

Как спасение восприняла буржуазия весть о начале первой мировой войны. Горе поползло в рабочие и крестьянские семьи. Не миновало военное лихо и дом на Нижней Красносельской, куда недавно переехала семья Птухиных. Через неделю должны были забрать на фронт старшего сына Василия. Вслед за этим известием в семью Птухиных пришло новое горе — неожиданно слег отец…

Как-то утром Савва Федорович, едва повернув к жене голову с широко открытыми от испуга глазами, каким-то не своим голосом сказал, что не может встать. Не может, и все тут. Не слушаются ни ноги, ни руки.

— Да полно, Савва, отлежал небось. Давай я подсоблю, — спокойно прошептала жена. Но как ни старалась Мария Яковлевна, грузное туловище мужа безвольно перегибалось, не в состоянии без опоры сохранить вертикальное положение даже сидя.

Приехавший вслед за врачом всегда шумный Ечкин на этот раз деланно-веселым голосом заметил:

— Да ты скоро поправишься, старина. Давай не залеживайся… Трудно без тебя. Много лошадей и мужиков забрали на войну. А с теми, что остались, сладу нет, тоже в революцию ударились, требования выставляют, забастовками грозятся…

На другой день Савва уже не мог говорить. Он только слышал и понимал, как Марья объясняла, что Василий пришел за благословением — забирают на войну. По лицу Саввы пробежала судорога, и от сильного напряжения из горла вырвался какой-то клокочущий звук. А по вискам скатились две крупных слезы.

С уходом Василия не стало кормильца в семье. Жить становилось все труднее и труднее. Цены по сравнению с довоенными возросли в три-четыре раза. Многие продукты исчезли совсем. Хлеб можно было купить, выстояв длинную очередь. Вчера Женя вместо хлеба принес сорванную с двери булочной картонку-объявление: «Хлеба нет и не будет». Чтобы свести концы с концами, Мария Яковлевна стала шить с утра до ночи.

Женя решил идти работать.

Как ему пришла эта мысль в голову, он и сам не знает. Скорее всего надоумили его мамины слова, когда она, накормив с ложечки отца, положив руку на голову Воробышка, сказала: «Ты у нас в доме остался один мужчина». Да, он мужчина, а мужчины — это ему хорошо было известно — должны кормить семью.