Небо для смелых

— Нет, мы просто меняем аэродром, — мучительно искал сын в памяти город, который был бы одинаково далеко и от Западного и от Восточного фронтов, — будем где-то под… Ярославлем.

— Женя, ты никогда не врал, особенно мне, — покосилась мать на сына.

— А я и сейчас не вру, действительно не знаю, в какое мы место едем. Ты не волнуйся, как только мы прибудем, я немедленно тебе сообщу…

До вечера, когда было приказано отправить эшелон, Татарченко вместе с комиссаром успели поднять на ноги все тыловые инстанции вплоть до Всероссийского главного штаба и добились еще запасов горючего «на всю войну с мировым империализмом». Существенно потеснив людей, на платформе возвышался закутанный в брезент новый «Ньюпор-17», и по всему эшелону разместились восемнадцать бочек бензина и одна с касторовым маслом.

— Теперь у нас чистейший бензин, а не «смерть авиатору», — радовался Татарченко, подразумевая под этим спирт-сырец и «казанскую смесь», изобретенную из-за нефтяного голода старейшим летчиком Борисом Российским. От «казанской смеси» у летчиков после полетов болела голова, пропадал аппетит, а иногда начиналась рвота.

Плотной стеной подступающие громады домов, в хмурой вечерней мгле кажущиеся еще мрачнее, стали постепенно сменяться маленькими, такими же непривлекательными деревянными хатками с черными, как будто пустыми глазницами окон. Унылая картина человеческого жилья вскоре сменилась не менее унылой картиной опустевших, убранных полей, прерываемых перелесками.

Ночью где-то в поле долго стояли, из вагона в вагон передали приказ командира приготовить оружие, усилить наблюдение, так как в округе поднялся кулацкий мятеж. Никто уже не спал, прильнув к окошечкам товарных вагонов.

— Знаешь, — тихо шепнул Петр Жене, — мне кажется, когда поезд стоит, то находиться в вагоне хуже, чем в поле. Чувствуешь себя как голый на бугорке, не знаешь, с какой стороны за тобой наблюдают.

Осторожно, часто останавливаясь, поезд с трудом дотащился до Тулы. На станции долго шел спор, выпускать поезд или нет. Наконец под прикрытием тульского отряда ЧК, сопровождавшего эшелон до Мценска, двинулись к фронту. На паровозе был установлен «максим» с расчетом чекистов, а на платформах, у самолетных пулеметов, дежурили военлеты и летнабы.

Поезд шел ходко, правда, на каждом повороте сбавляя скорость, пока не выходил на прямолинейный участок. Постепенно спадало напряжение. Об этом известил механик Ткачук, который вполне определенно изложил свой взгляд на ситуацию:

— Мы хоть и в обороне, а жрать все равно хочется.

— Как будто тебе в наступлении не захочется, — заметил кто-то.

— Не знаю, может, и не захочется, потому как в наступлении жевать мешает «ура».

На повороте линии между Лазаревом и Житовом, когда еще не было видно завала на путях, из еловых посадок в полосе отчуждения полоснула по поезду пулеметная очередь. Так уж было задумано бандитами, что пулемет, установленный на паровозе, оказался далеко впереди и не мог, пока его перетаскивали, ответить огнем. Машинист, увидавший впереди завал, начал сильно тормозить, почти начисто лишая красноармейцев возможности отстреливаться.

Эшелон оказался беззащитной мишенью. Люди, попадавшие во время торможения, стали хвататься за оружие, открывая неприцельную стрельбу по тому месту, откуда строчил пулемет.

Видно, операцией руководил опытный белогвардеец или свой, «доморощенный полководец», не лишенный сообразительности. Пока внимание красноармейцев было сосредоточено на пулемете, с другой стороны эшелона по кратчайшему расстоянию из редкого кустарника поднялась цепь бандитов.

Трудно предположить, чем бы закончился бой, возможно, и захватом эшелона, только случайность сорвала хитро задуманный план. То ли выдержка подвела слабонервного бандита, то ли он споткнулся и нажал курок, а возможно, «перебрал» пшеничного первача, продрогнув в засаде, только слишком рано грохнул одиночный выстрел. Этого оказалось достаточно. Сразу же по всей дуге эшелона стали включаться ружейные и пулеметные выстрелы по бегущему «кулацкому войску».

Вся цепь залегла. И сразу же из кустов раздался надрывный крик: «Сдавайтесь, большевистские собаки!» Кто-то из эшелона выстрелил в то место, откуда слышалась угроза.

— Что будем делать, комиссар? — спросил Кемеровский, просматривая в бинокль цепь бандитов. — Может, дать команду отходить задним ходом или подождать встречный поезд?

Словно предугадав ход его мыслей, позади эшелона, там, где по дуге закруглялось железнодорожное полотно, раздался приглушенный взрыв.

— Так. Ясно. Обложили нас, значит, кругом. Это уже мышеловка, — оценил обстановку Аниховский.

— Ждать нельзя. Передышка не в нашу пользу. Просто удивительно, как до сих пор бандиты не попали ни в одну бочку с бензином.

— Надо идти в атаку, — предложил командир отряда ЧК. — Правда, условия для нас невыгодные, но выхода нет. Пусть передадут в оба конца эшелона: по команде «ура» под прикрытием пулеметов всем выпрыгивать из вагонов.

От вагона к вагону пошла эстафетой команда.